тряпичная сумка. Толстогубое и румяное, с белой, растрескавшейся местами кожей, лицо его смотрелось уродливой маской. Пустые глаза голодно блестели.
Слизнув со ствола зазевавшегося жука, тварь пожевала с хрустом и, оглядевшись, неожиданно уселась на землю. Распахнув полупустую суму, принялась рыться внутри, перебирая своё добро. Вытащила на свет поморщенный кукурузный початок, обрывок верёвки, какие-то высохшие корешки…
— Сербай. Чтоб его! — досадливо сморщилась Гана. — Надолго угнездился. Пока всё разложит, пока перепробует. А голод всё одно не утолит.
Обойти сербая не представлялось возможным, и бабка сошла с тропы, стараясь не создавать шума, начала пробираться сквозь густо разросшийся кустарник. Чертыхаясь и кляня неизвестно откуда взявшиеся заросли, Игнат двинулся за ней, а Яся слегка поотстала — боялась повредить глаза о торчащие во все стороны ветки.
— Почему привратница живет в этих дебрях? — донёсся до неё вопрос Игната. — Неужели нельзя было поселиться поближе к цивилизации??
Что ответила Гана, Яся не расслышала — запнувшись о торчащий из земли корень, рухнула на землю и тут же провалилась куда-то вниз.
Всё произошло слишком внезапно — ни закричать, ни схватиться за что-то она не успела. А когда посмотрела наверх — не увидела никакого просвета, вокруг царил полнейший мрак.
Часть 7
В яме пахло влажной землёй, и немного — грибами да прелью. Окружающая темнота казалась густой и стылой. Чудовища, если они затаились в ней, пока не спешили выдавать себя.
— Игнат! Баба Гана! Я здесь! Внизу! — крикнула Яся изо всех сил, и шиповник хрустнул под зубом, распавшись на шершавые кусочки.
Яся сглотнула и закашлялась, когда колючая семечка больно процарапала горло.
— Игнат! — прохрипела она снова. — Гана! Вы меня слышите? Я здесь! Здесь!!
Вопреки ожиданиям, мольбы о помощи остались без ответа. Спутники Яси не хватились пропажи, а может просто проигнорировали её.
Стараясь не впасть в панику, Яся осторожно зашарила вокруг себя, и почти сразу уткнулась во что-то твердое. Стена ямы оказалась совсем близко. Не отнимая руки от шероховатой, чуть влажной поверхности, Яся медленно пошла вдоль неё. Пальцы цеплялись за торчащие из земли корешки, какие-то мелкие камешки, кусочки обломанных веток, и, наконец, наткнулись на мощный и длинный корень, спускающийся откуда-то сверху. Ухватившись за него покрепче, Яся полезла по нему как по канату. Её подгоняли отчаяние и страх, пусть неловко и неуклюже, но она понемногу продвигалась вперёд. Рассмотреть что-либо было по-прежнему невозможно, приходилось двигаться ощупью, корень раскачивался и поскрипывал, то и дело ударяя её о холодную стену. В какой-то момент Яся не смогла удержаться и с лёгким вскриком скатилась на дно.
В этот раз она упала неудачно, угодив лицом в неглубокую лужу, и невольно захлебнула застоявшейся воды. Вонючая жижа ледяным комом прокатилась по горлу, Яся согнулась пополам, едва сдерживая спазм. Когда её немного попустило и она попыталась встать на ноги — темнота разверзлась пульсирующей воронкой, опрокинула навзничь, завертела…
Очнувшись, Яся не сразу поняла, где находится. В мутном сумраке кляксами плавали тени, рядом на земле слабо поблёскивали озерца луж, из стен густо прорастали спутанные корни, а сверху падал слабый свет — там, на самом краю ямы сидели, болтая крохотными ногами, синие человечки без голов.
Фонарики, блукачие огни — безошибочно определила их Яся. Вскочив на ноги, она тихо посвистела существам, будто собиралась их подразнить. Человечки полыхнули ярким светом, а потом рассыпались на искорки и пропали. Снова стало темно, но в этот раз темнота не мешала — Яся прекрасно ориентировалась в ней.
Выбраться на поверхность она смогла очень легко. Яму, казавшуюся такой глубокой, преодолела всего в два прыжка, и даже не задумалась — отчего так получилось.
Дыра, в которую Яся так некстати провалилась, оказалась истлевшим дряхлым пнём. Тусклый зелёный мох разросся над ним густым покрывалом, помешав ей раньше разглядеть яму-ловушку.
Растерев под кроссовкой остатки трухлявой коры, Яся утратила к пню интерес и быстро огляделась.
С момента её падения прошло довольно много времени — над макушками сосен успела взойти луна и теперь тускло мерцала, проглядывая сквозь складки облаков. Чёрными точками подле луны вились гарцуки — предчувствуя скорые перемены всё никак не могли угомониться.
Прищурившись, Яся проследила за ними и вздохнула.
Интересно, почему её не стали искать? Игнат первым должен был заметить её исчезновение!
Они разговаривали с бабкой о чём то, и, наверное, не сразу поняли, что она потерялась. Возможно, они до сих пор бродят где-то рядом, волнуются, переживают.
— Не обольщайся, — жестко осадил Ясю внутренний голос. — Гана, может, и волнуется. Но точно не Игнат. Ты ему совершенно безразлична. Прими эту данность и успокойся.
— Ни за что! — упрямо тряхнула волосами Яся, и сама удивилась не свойственной себе решимости. — Игнат ещё обратит на меня внимание. Вот увидишь!
Помрачнев, она бездумно побрела сквозь кусты. И ветки сами раздвигались, освобождая для неё проход.
— Без присухи у тебя вряд ли получится. — продолжил поддразнивать голос.
— Не получится, значит будет присуха! — согласилась Яся, с шумом загребая слежавшиеся листья.
Мысли об Игнате волновали её. Ясе отчаянно, по-детски, хотелось провести пальцем по его ужасному шраму, а потом легонько поцеловать. Никогда раньше она не испытывала подобных чувств. Все немногочисленные прошлые отношения казались теперь тусклыми и какими-то неправильными, ненастоящими.
Кожа на лице внезапно засаднила. Сотни иголочек закололи её, стараясь проникнуть поглубже. Яся похлопала себя по пылающим щекам и ощутила под ладонями грубую корку.
Это грязь — догадалась она. Всего лишь грязь от той лужи из ямы. Вода смоет её без следа. Нужно лишь немного потерпеть.
— Жаль, что тебя не видит Игнат. — внутренний голос всё никак не мог успокоиться. Но Яся не среагировала на издёвку — притормозила, пропуская шлепающую наперерез перевейницу с корзинкой. Из-под небрежно накинутой тряпицы тускло поблёскивали белым птичьи черепа, тонкая косица с вплетёнными сорными травами змеёй извивалась за спиной твари.
Перевейница даже не взглянула на Ясю, лишь взмахнула подолом длинного платья, оставив на тропе несколько блёклых перьев.
Яся не стала переступать через них — предусмотрительно обошла вокруг.
Перевейнице ведь только того и надо — перемести, запутать дорогу, чтобы жертва потеряла ориентиры, навечно осталась бродить среди лесов и болот.
Чуть дальше возле старого замшелого ствола копошилось нечто приземистое и тёмное, ворошило длинным носом-сучком полусгнившие листья. В том месте, где полагалось быть шее, болтался обрывок тесьмы, раньше яркой и пёстрой, теперь же полностью утратившей цвет. Тесьму когда-то давно повязала бабка-знатуха, творя обряд над колодой-присыпушей. Оставленная после обряда в лесу, переродилась та колода в шатуна-борового, и с той поры затаила
