С тонких губ сорвался сокрушенный тоскливый вздох. «Настолько тупая?» – так явственно читалось в крошечных глазах, что я с трудом удержалась от демонстрации чего-нибудь, доказывающего мою способность мыслить и соображать. Например, выдать ему принцип работы антигравитационного аппарата, поднимающего эту самую платформу, на которой мы стояли.
Прикусила язык вовремя. Нет уж. Пусть считает меня безнадежно дремучей. Мне до его мнения никакого дела нет. И вообще, не нравится – пусть отпустит на все четыре стороны. Разумеется, предварительно снабдив инструкцией, куда безграмотной селянке можно податься в городе, и одарив хоть какими-то денежными средствами в качестве компенсации за причиненное беспокойство.
М-да… Мечты и оптимизм это, бесспорно, замечательно. Да только в реалии местного мира и менталитет его обитателей они никак не укладываются. Потому что изо всех перспектив, что только что пронеслись у меня перед мысленным взором, сбылась всего одна. Мою руку на самом деле отпустили. Однако лишь для того, чтобы по-хозяйски обнять за талию и, успокаивающе погладив по волосам, сообщить:
– По сути, тебе это и не нужно. Будешь дома сидеть, а гулять со мной.
– Спасибо, – выдавила я, не найдя других слов. Надеюсь, издевки в моем голосе он не услышал, лишь благодарность за проявленное снисхождение. А то ведь вдруг тут за безграмотность расстрел на месте положен? Я, вот честно, не удивлюсь.
Странно, кстати, что у меня до сих пор никто документов не потребовал. И вообще не ясно, в какой форме они тут в ходу. На Земле сейчас система генетической идентификации. Надеюсь, что здесь до такого не додумались, иначе меня быстро разоблачат. Правда, и вживляемые чипы – ID-идентификаторы, от которых земляне совсем недавно отказались, тоже не вариант. Как и древние бумажные или пластиковые носители информации. Нет у меня ни первых, ни вторых!
Пока я продумывала, как бы, не вызвав подозрений, это выяснить, платформа замерла, одним краем плотно прижавшись к нише в стене дома, вдоль которого мы поднимались. Вместе со всеми мы с нее сошли и оказались в полукруглом холле с радиально расходящимися коридорами.
– Моя квартира в первом секторе, – предусмотрительно известил меня Ньевор. И даже рукой направление показал, хотя мы именно туда уже и направлялись. То есть он вел. – Дверь вот эта, слева. Номер шесть. Запомни на всякий случай.
Я запомнила – круг, в центре которого жирная точка. Вот и первое достижение. Спорное по своей значимости, но… Но начинать-то с чего-то нужно!
Квартира оказалась не такой уж маленькой. Почему-то мне казалось, что попаду в совсем крошечное пространство, где жить придется в тесном соседстве. Ан нет. Холл, гостиная, столовая, совмещенная с зоной для приготовления, три жилых комнаты и еще две для гигиены. В общем, просторно.
Не произошло и того, к чему я морально готовилась, подыскивала слова, примеряла тактику, изобретала запасные ходы…
– Спать будешь здесь, – на пороге одной из комнат указав на диван, Ньевор провел меня дальше. – Это моя спальня, – сообщил столь же бесстрастно у следующего проема. Развернув меня за плечи, впечатал спиной в стену и строго предупредил: – Ко мне без дозволения не лезть. Еще раз повторяю: я решаю, что и когда между нами будет. А я не желаю торопиться. Самоуверенных и требующих доминирующего положения самок я ненавижу. Попытаешься изобразить из себя такую, удавлю сразу. Ясно?… Есть хочешь? – поинтересовался, когда я потрясенно кивнула.
Вот так… Получается, я не совсем верно его реакции оценивала? Он, выходит, эстет. Гурман. Предвкушение для него так же сладостно, как и обладание. Любит завоевывать, растягивать удовольствие, но чтоб результат был с гарантией. Хм… Впрочем, мне же проще! Если, разумеется, я опять не делаю неправильных выводов из-за отсутствия достоверной информации.
– Ты готовить умеешь? – прервал мои размышления Ньевор. Усадил на стул в столовой и отошел к стене, в нишах которой размещались посуда и коробки с едой. Вытащил одну, встряхнул, проверяя, и, пересыпав содержимое в тарелки, запихнул в радостно загудевший агрегат, установленный рядом на тумбочке.
– Умею, – уверенно подтвердила я, точно зная, что уж с такой-то примитивной техникой справлюсь. Осталось лишь объяснить это удивленно посмотревшему на меня рарку: – У дедушки такая штука тоже была.
– Понятно… – он поморщился. – Штука? А название дедушка не говорил?
– Говорил, – я встала и подошла ближе, заглядывая в прикрытую прозрачной дверцей камеру, где на глазах маленькие сухие гранулы превращались в сочные шарики. Там, похоже, гидратация проходит. Значит, где-то еще и источник воды должен быть. Его и обнаружила сбоку. Улыбнулась про себя и не удержалась от шалости: – Только я не запоминала. А нужно было?
Обернулась с вопросом в глазах. Искренним таким, наивным. Мне просто жутко было интересно, что же он ответит!
А он не сразу это сделал. Основательно задумался, словно я ему тригонометрическое уравнение задала. Я за это время успела кнопку выключения обнаружить и датчик готовности. И даже вытащить еду, когда индикатор дополз до максимальной отметки.
– Ты права, не нужно, – наконец, когда мы уселись за стол, рарк соизволил озвучить итог столь долгих размышлений. – Для тебя главное – практика, а не теория. И все же, если в чем-то сомневаешься, спроси сначала меня, а потом делай. Или просто не лезь куда не просят. Поняла?
– Угму… – промычала я с набитым ртом. Вкусно было до умопомрачения. Я даже часть сказанного мимо ушей пропустила. И зря, потому что Ньевор свою мысль продолжил:
– Здесь больше сложных и опасных… штук, чем в твоем поселении. И обращаться с ними – это тебе не спариваться с кем ни попадя.
Я поперхнулась и закашлялась.
– Да не дергайся ты так. Думаешь, волосы распустила, значит, и уши не видны? Я знал, кого в дом тащу… – Ньевор постучал меня по спине, поморщился, замолк, махнул костлявой рукой и выругался: – Щ-щ-щедар! Вот не думал, что докачусь до такого…
Он встал, раздраженно отодвинув стул, неприятным звуком царапнувший ножками пол. Пока рарк наливал что-то розовое из кувшина, я кое-как привела себя в порядок. Вытерла салфеткой испачканные руки и одежду. Скомкала впитывающую ткань, которую долговязый буквально вырвал у меня из рук, вручив взамен стакан.
– Пей, – приказал, выбрасывая грязный комочек в высокую полую тумбу-мусоросборник. Вернулся за стол и продолжил есть, теперь уже молча.
Я лезть к нему с вопросами не стала. Сама разберусь. Нужно только подумать логически. Он определенно на себя разозлился. Почему? Что с моими ушами не так? Признак недалекого ума, это уже понятно. Но при чем тут… секс? Или…
Огненным росчерком резанули слова военного, который меня охранял: «Такую городскому разве что в любовницы». То есть круглая форма ушей свидетельствует еще и об отсутствии контроля за либидо?
Получается, чтобы себя не выдать с потрохами, мне придется изображать не простую глупышку, а охочую до секса, которой безразлично с кем этим заниматься?
