покупатели, рассматривают ее со всех сторон, но из-за цены не могут купить. За тем один пират куда-то пошел, а второй стал со мной разговаривать, если это можно было назвать человеческой речью.
– Женщина на корабле – плохая примета, особенно, такая … как ты! Но я не переживаю: скоро и тебе придется, …, познакомиться с рыбами.
– Я вот стою здесь, смотрю и не могу понять: женщины обходят вас стороной оттого, что вы бедный, глупый или некрасивый? Хотя вроде бы все перечисленное подходит…
Судя по всему, я зря это сказала, потому что его лицо искривилось в ужасной гримасе, и он двинулся на меня так быстро, что мне пришлось попятиться обратно в комнату. Оступившись, я упала на пол каюты и испуганными глазами посмотрела на пирата снизу-вверх.
– Ну что, …, как я тебе сейчас? Нравлюсь? А если я приставлю нож к твоему горлу, запоешь у меня как миленькая и про то, какой я богатый, умный, красивый, и про то, что сделаешь все ради своей непыльной жизни! Так что пока ты нужна капитану, радуйся, а потом я до тебя доберусь.
– Я не гонюсь за жизнью, я ценю только свою честь!
Моя фраза отдавала вычурностью и напыщенностью, но впечатление произвела. Пират зашелся в смехе, но руку мне протянул, чтобы я поднялась. Как раз в этот момент зашел Сэмюель Линк.
– Что случилось, Дол?
– Ничего! Разговариваем! Теперь я свободен?
– Да, конечно. А, еще скажи Одноглазому, чтобы принес мне в каюту одну из бутылочек, конфискованных сегодня утром, и чего-нибудь на закуску даме.
Когда мы остались вдвоем, я слегка испугалась, однако, сев за небольшой стол, мы начали общаться.
– О, вижу, что вам понравилось именно то платье, что лежало сверху? – спросил Сэмюель, осмотрев девушку.
– Большое спасибо за него, но, честно говоря, все другие я даже и не видела.
– Это я уже и сам понял, а благодарить нужно Рыка, который оставляет все наряды своих девушек себе на память.
Мне не хотелось знать, куда делись все эти девушки, но вряд ли для них все окончилось благополучно. Так, вытягивая друг из друга понемногу, мы начали с интересом общаться. Темы разговора были весьма отдаленными от насущных проблем и прошлой жизни, но все же Сэмюель быстро вошел ко мне в доверие. Еда, конечно, была низкого качества, но красное вино, от которого я мгновенно захмелела, оказалось отменным.
– А почему женщина на корабле – плохая примета?
– Дело в том, что у пиратов есть свой кодекс, один из пунктов которого гласит: «Если пират тайно проведет на корабль женщину, то он тут же подвергается смертной казни», но с другой стороны, нам разрешено подбирать на борт людей, заблудившихся в море или попавших в беду. Поэтому вы сейчас здесь не как женщина, а как человек, которому нужна помощь.
– Скажите, мистер Сэмюель, а почему вы захотели помочь мне?
– Не забывайте, что вы единственная на корабле сопротивлялись. Да начнем с того, что вы вообще были единственной на корабле.
– А скольких вы убили мужчин, женщин и детей?
– Несмотря на то, что мне немного лет, набегов на корабли мы совершили достаточно, однако женщин и детей не привыкли убивать. Конечно, в голодное время приходится промышлять кое-какой наемной работкой, но в основном, мы просто грабим богатые корабли. Не стоит нас бояться, у пиратов свои законы, свой кодекс чести и, конечно, свои представления о справедливости. Тех, кто нам мешает работать, приходится наказывать смертью, но вероломно и несправедливо убить нам не позволяется. Лишь одну смерть я помню, как будто это было вчера… Как ты думаешь, почему нас еще не поймали?
– Наверное, потому что быстро все делаете.
– И это тоже. Но вообще-то у меня есть большие связи на суше, и мы заранее знаем, по какому маршруту идут суда, где будут проходить военные корабли и у нас даже иногда имеется список пассажиров, который нам дает заказчик. Однажды в списке я прочитал одно имя – Патриция Ленроуз, каюта №6 и примечание рядом: беременность, 5 мес. Я так и не понял, зачем писать такие подробности, но для меня дети – это святое, к тому же заказчик говорил только про каюту №9, в которой жила некая Роуз Лорджен, кажется певица. Заказ поступил – мы выполнили. Этот небольшой корабль назывался, кажется, «Принцесса Антуанетта».
– Вы шутите, Мистер Линк? Об этом кровожадном нападении гудел весь Лондон! Патриция была наследницей крупного состояния, но так как она вела разгульный образ жизни, ее отец обещал все деньги отдать законному внуку. Патриция была неглупой и быстро женила на себе какого-то англичанина, а потом, когда забеременела, решила рожать в Париже. Тогда-то вы ее и настигли. А наследство досталось скромной, запуганной племяннице-сироте, а ныне одной из самых успешных дам.
– Браво! Вы все рассказали так, как вам преподала общественность. А вот что на самом деле было на корабле. Тогда еще мы думали, что это будет наш обычный рейд. Сначала все шло как по маслу: сопротивления почти никакого не было, мои люди вывели из шестой каюты девушку, посадили на лодку и отправили ее с бывшим капитаном «Принцессы Антуанетты» к берегу. Вот только оказалось, что Патриция поменялась комнатой со своей давней подругой, которую укачивало. А так называемая «подруга» даже словом не обмолвилась о бедной беременной Ленроуз.
– Разве вы не заметили выпирающий из-под платья живот?
– Если бы Патриция была умнее, то она попросила бы указать ее настоящий срок: всего лишь два месяца и несколько дней. А «подруга», чтоб спастись, засунула подушку себе под широкое платье, которое она нашла второпях, перерыв все вещи Ленроуз. Даже не посмотрев в честные заплаканные глаза, мы всех девушек отвезли в рабство, мужчин убили, а корабль подожгли. Очень обидно еще и потому, что денег от заказчика получили только половину. Тогда нашим судном руководил мой отец, а я ему просто помогал. Случай тот мне запомнился не его известностью, а тем, что сначала я поверил Ленроуз, но отец, пусть помнит его океан, сказал: «Посмотри ей в глаза. Они лживы, как и сама сущность женщин, они тебя обманут, заколдуют и, не моргнув, утопят. И сгинешь ты в пучине своей собственной глупости, позабыв о братьях своих пиратах, о чести, достоинстве и даже о своем отце». Его слова так врезались мне в память, что, обрекая на верную смерть ту девушку, в тот момент я испытывал чувство гордости.
В воздухе повисло молчание, однако я боялась что-либо сказать. Да, мне хотелось его пожалеть,
