самыми вкусными на свете щами из печи и запить чаем с очпочмаками, да бежать с друзьями на улицу – мяч погонять. Золотое время, детство золотое, как быстро ты уходишь…
В этом году Айнур собирался жениться, ему исполнилось двадцать пять лет, и на майские праздники он привёз свою невесту в старый бабушкин дом, чтобы показать ей кусочек своего детства, то место, где он был счастлив, и которое хранил в своём сердце. Девушка его, Наиля, уже сладко спала, а Айнур сидел за столом и улыбался, глядя на абикин портрет на стене.
– Ну, как тебе моя невеста, абика? – шёпотом спросил он, – Понравилась ли?
Большой белый мотылёк забился вдруг в стекло, Айнур вздрогнул, повернул голову к окну, и в тот же миг тихо скрипнули половицы, совсем как тогда, много лет назад, и тёплая шершавая рука легла на его плечо, накрыв волной радости.
– И-и-и, балакаем, нинди матур кыз, донья белэн яшэгез, – то ли прошелестело в его голове, то ли и вправду раздалось в тишине ночной комнаты.
И горячие слёзы побежали по щекам Айнура, он улыбнулся, и ответил так же, шёпотом, в тишину ночи:
– Рэхмэт, эбием, мин сине бик яратам…
Золото
Глава 1
Солнечные лучи упали на головку ребёнка, и та засветилась и засверкала всеми оттенками золота.
– Ишь ты, какая золотая дочка-то у тебя, Марин! – сказала акушерка, подавая молодой женщине её новорожденную малютку.
– И правда, – соглашаясь, кротко улыбнулась хрупкая черноволосая Марина, принимая из рук медика дочку, и с нежностью глядя на кроху.
– А глазки-то у неё какие, – вновь подивилась акушерка, – Зелёные-зелёные, что травушка весенняя! Ну, диво, прям. Красавица будет! В кого это она у вас, такая рыженькая получилась?
– И сама не знаю, – рассмеялась Марина, – Я вот тёмненькая, и глаза у меня карие, а муж Ваня русоволосый, а глаза у него серые. Хм, и, правда – в кого бы?
– Золотая девочка, – ласково сказала акушерка, – Пусть и жизнь её будет такой же золотой.
Марина улыбнулась, развязывая лямочки белоснежной рубашки, и прикладывая дочку к груди. Голова родильницы повязана была такой же белой, как и рубашка, чистой, накрахмаленной косынкой. В палате небольшого, провинциального родильного дома, было уютно и светло. Солнечные зайчики прыгали по стенам, выкрашенным голубоватой краской, щекотали личико девочки, и та, отпустив грудь, вдруг громко чихнула.
– Ну, вот, – засмеялась акушерка, – Значит, так тому и быть, счастливая будет.
– Дай-то Бог, – согласилась Марина, целуя дочку в лобик.
Девочка родилась сутки назад. Марину привёз в родильный дом её муж Иван, что работал лесником. Жили они на дальнем кордоне. Вчера, перед самым рассветом у Марины потянуло низ живота и отошли воды, но ни схваток, ни боли она не чувствовала. Это было очень странно. И Иван, испугавшись, посадил жену на телегу и скорее повёз её в райцентр, где имелся роддом. Передав жену на руки медикам, он облегчённо выдохнул, спина его взмокла от пота, и на рубашке, прилипшей к телу, темнело пятно. Он переволновался, поторапливая всю дорогу лошадь, боясь и разогнаться, да растрясти жену на ухабах, и одновременно переживая, что не успеет довезти её до центра, если станет медлить.
– Слава Богу успел! – думал Иван, обтирая бока лошади мягонькой ветошкой, и угощая её яблоком, – Отдохнём немного, дождёмся новостей, да домой тронем.
Лошадь понятливо фыркнула, прядя ушами, даже будто кивнула, показалось Ивану. Он улыбнулся.
На крыльцо вышла акушерка, подбежала к Ивану и протянула ему по-мужски руку:
– Поздравляю вас, молодой папа, с дочкой!
Иван автоматически пожал руку медика и тут только до него дошёл смысл её слов:
– Как с дочкой? Родила? Уже?!
– Родила, – засмеялась акушерка.
– Так быстро?
– И такое бывает, пока на телеге ехали по колдобинам, растряслись, открытие хорошее пошло, родила Марина легко и быстро, умница она у тебя.
– Ох, – охнул Иван, рассмеялся, и тут же пошёл вприсядку вокруг лошади, – Я отец, отец!
Он поднялся на ноги и звонко чмокнул лошадь в морду:
– Ты слышала? Я папа теперь!
Лошадь снова довольно зафырчала.
– Ох, уж эти молодые папки, умрёшь с вами. Ты поезжай домой, послезавтра приедешь, пусть пока отдохнут и жена и дочечка, – засмеялась акушерка, и, развернувшись, побежала назад в роддом.
Марина, склонившись над дочкой, разглядывала её и дивилась – и правда, в кого она такая, непохожая ни на кого из родни? Она выглянула в окно и улыбнулась от счастья. На дворе стояла золотая осень, та самая пора, когда порхают в воздухе лёгкие паутинки, золотясь в лучах уже не жаркого по-летнему, но ещё довольно тёплого солнышка, когда листва на деревьях ещё не облетела и держится крепко на ветвях, переливаясь сусальным золотом и багрянцем, когда по утрам пахнет влажной землёй и туманами, а вечерние сумерки уже прохладны и свежи, когда в садах созревает поздняя терпкая антоновка и румяный анис, а природа готовится к первым заморозкам и к отдыху…
В стекло легонько стукнули. Марина вздрогнула и увидела Ивана, что, расплывшись в улыбке, стоял с той стороны окна. Здание роддома было деревянным и одноэтажным, старинным, но ещё очень крепким и добротным.
– Марина! Марина! Это я! – Иван, повиснув на подоконнике, заглядывал в палату.
Дочка, насосавшись молочка, сладко уснула. Марина подошла к кроватке, взяла малышку на руки, и, вернувшись к окну, показала девочку отцу.
– Вань, – негромко сказала Марина, поднявшись на цыпочки, и приоткрыв форточку, – В кого это дочка у нас такая удивительная получилась – золотая вся, а глазки зелёные-зелёные, что трава?
– Так в прабабку мою! – засмеялся Иван, замахав руками, – Я её ещё живой застал, она сто с лишним лет прожила! Она такая же была, один в один – рыжая-рыжая, а глаза, как луговая трава, и до самой смерти такие были.
– А-а, вот оно что, – закивала Марина.
– Золотце ты моё, – склонилась она к доченьке, – Красавица наша.
– Ну, что, как назовём-то дочку? – вновь подняла она глаза на мужа.
– Так ведь ты уже назвала её, – улыбнулся Иван в ответ, – Золотце. Знать, быть ей Златой. Да и родилась она, вон, в какую пору, смотри, какая осень стоит золотая.
Марина согласно улыбнулась, помахала Ивану рукой.
– А ты чего приехал-то?
– Так как чего… вот молока тебе привёз, да булочек к чаю, – ответил Иван.
– Да тут хорошо кормят, ничего не нужно, Ваня, – снова улыбнулась Марина, – Ты поезжай. Когда тебе сюда ездить? Дома скотины столько, да и работа у тебя. У нас тут всё хорошо. Ты только спроси у доктора, когда нас домой забрать можно будет.
– Хорошо, сейчас спрошу, и передачу заодно тебе передам. Ну, я пойду.
– Иди-иди, не переживай за нас.
Иван с умилением поглядел на свою новорождённую девочку:
– Красавица моя.
Он приложил к стеклу ладонь, и Марина приставила свою маленькую хрупкую ладошку в ответ – с другой.
– Ну что, мамочка, как девочку-то будем записывать? – спросила врач, готовившая Марину с ребёнком на выписку через несколько дней.
– Злата Ивановна она у нас будет, – ответила Марина.
– Ох, ты, золотая значит? Хорошо-о-о.
Она записала данные в медицинскую карту ребёнка и в документы на выписку, и протянула их Марине.
– Поздравляю вас! Поезжайте домой, не хворайте, пусть всё у вас будет хорошо!
– Так и будет, – улыбнулась Марина.
Она вышла на крыльцо, глубоко вдохнув тёплый осенний воздух. На дворе стояло бабье лето. Тут же к ней подбежал Иван с огромным букетом… разных веточек! Каких тут только не было – и жёлтая берёза, и красная осина, и резная рябина, и узористый клён, и зелёная ароматная еловая лапа.
– Ты уж прости, цветов я не смог достать, а наши-то все уже отцвели, – виновато сказал он.
– Да ты что? Это самый красивый букет в моей жизни, – сказала Марина и поцеловала Ивана в щёку.
Иван бережно принял из рук жены свёрточек, с любовью поглядел на дочку, помог жене усесться в телегу, куда он заботливо накидал заранее целую копну сена и покрыл сверху покрывалом.
