Книга Хмельницкий. Дума о гетмане Богдане - Борис Николаевич Флоря

Католики и униаты воспринимали поддержку польского короля и сейма как индульгенцию на полную безнаказанность в своём отношении к православному населению, помышляя о том, чтобы сделать его полностью бесправным. В исторических документах отражены многочисленные факты вооруженных налётов на православные монастыри, русские школы и госпитали, разграблений домов, избиений людей по религиозно-этническому признаку. Свидетели бесчинств сетовали: «Всех, кто только был русин, без всякого политованья шаблями, киями, цеглами, каменьями побили и помордовали» [8, с. 170].

Верхи Речи Посполитой ставили своей целью окатоличить жителей Южной Руси, проводя курс на подчинение местной православной церкви папе римскому, и папская курия не осталась в стороне от этого курса. Сочетая прямое давление с закулисными интригами, она настойчиво распространяла своё влияние на Руси. Иезуиты представили в Риме план поэтапного окатоличивания восточных славян, а когда он был одобрен, сразу же взялись за его реализацию.

Сначала ставка делалась на обращение в латинство южнорусских князей и бояр. Их обольщали посулами различных привилегий, и многие из них не устояли перед соблазном. Митрополит Исайя Копинский сетовал: «Оскудел род иных благородных вельмож, от восточного православия на Запад уклонившихся, ‹…› при благочестии и православной вере остались лишь худые и неславные» [13, с. 177]. По представлениям, царившим в простонародной среде, те, кто переходил в католицизм, переставали быть русскими: «Если ты католик, значит — поляк; если православный, значит — русский» [14, с. 181].

После объявления унии по всей Юго-Западной Руси прокатилась волна антиуниатских восстаний, охвативших Киев, Львов, Полтаву, Луцк, Минск, Полоцк, Могилёв, Оршу и другие города. Папа римский требовал от польского короля крутой расправы над православными: «Пусть проклят будет тот, кто удержит меч свой от крови! Пусть ересь чувствует, что нет ей пощады!» [14, с. 182].

Результатом религиозной дискриминации становилось массовое бегство жителей Южной Руси в пределы Московского царства. Воеводы из пограничных районов регулярно передавали царю информацию о том, что «русские люди в лятцкой вере быть не хотят, а хотят, государь, с жёнами и детьми переехать на твоё государево имя» [8, с. 117].

«Ярмо порабощения и мучительство тиранское»

Антиправославная экспансия сочеталась с нарастающим ужесточением социального и национально-культурного гнёта. Русских православных людей на их собственной земле превращали в существ низшего сорта. Король Речи Посполитой подписывал «привилеи», отдававшие его приближенным «на вечные времена» большие куски южнорусской территории. Часто магнаты, рвущиеся к экономическому могуществу, обходились и без «привилеев», силой захватывая украинские земли и становясь владельцами гигантских латифундий. Например, Станислав Конецпольский с помощью вооружённой силы подчинил себе 170 городов и 740 сёл на Брацлавщине, но это не удовлетворило его, и он продолжил захваты земель уже на левом берегу Днепра. Подобным образом вели себя и другие олигархи, а с них брала пример средняя и мелкая польская шляхта, забиравшая себе сёла и хутора. В стороне от присвоения земель не оставалась и католическая церковь.

Земельные захваты сопровождались закрепощением местных крестьян. «Кривды и шкоды» сельским жителям несли польские офицеры и чиновники, заставлявшие их отрабатывать барщину. Современники тех событий отмечали: «Тех, кто отказывается работать, долго мучают тюрьмой, побоями, отнимают у них дома, пока они не согласятся работать. Людей держат в жестоком заключении, морят голодом, так что некоторые опухли и не надеются жить на свете» [8, с. 163]. Нигде крепостное право не принимало столь бесчеловечных форм, как на Украине. Польские феодалы проявляли крайнее высокомерие к местным хлеборобам, презрительно называя их «быдлом». Шляхта присваивала себе право распоряжаться крестьянской жизнью и имуществом. За малейший намёк на несогласие крестьяне подвергались грабежу, избиениям, пыткам. Непокорных в назидание другим польские помещики наказывали отрезанием носов и ушей, вешали, сажали на кол.

Повинности, накладываемые панами на украинских крестьян, непрерывно росли. К середине XVII века размер барщины достигал шести дней в неделю. Сельчане обязывались поставлять на помещичьи дворы разнообразные продукты. Отдавая панам всё, они находились в постоянной нужде и бедности. В отчаянное положение попадали жители сёл, сдаваемых панами-владельцами в аренду. Стремясь извлечь максимальный доход, арендаторы хищнически эксплуатировали крепостных, нередко заковывая их в кандалы во время барщинных работ, которые могли продолжаться неделями.

Бесправными становились не только сельчане, но и городские жители. В Киевском и Брацлавском воеводствах четыре пятых всех городов и местечек были частновладельческими. Горожане выплачивали самые различные подати. Произвол усугубляла шляхетская анархия из-за конфликтов между группировками феодалов, грабивших имения своих противников. Королевская власть не могла защитить простых людей ни от разбойничавших панов, ни от их соперников. Некоего шляхтича Лаща королевский суд за грабежи, насилия и убийства более 250 раз приговаривал к изгнанию или лишению чести, но тот продолжал бесчинствовать. Быть безнаказанным ему позволяло покровительство одного из магнатов, кичившегося независимостью от королевских указов.

В городах, не являвшихся собственностью панов, жизнь украинцев была не более привлекательной, чем в частнособственнических местечках. Например, во Львове русским был закрыт доступ в ремесленные и купеческие корпорации, в органы судопроизводства и самоуправления, им было запрещено участвовать в оптовой торговле, строить дома в центре города.

Коллегия-школа иезуитов, Львов, основана в 1608 году

Магнаты и шляхта «всех подданных тяжкими работами и податями чрезвычайными заботили», заставляя «выходить на работу, едва начнёт светать, и отпускали только в два часа ночи». Крестьяне не могли выполнять «никакой своей домашней работы — ни пахать, ни жать, ни косить сена» [8, с. 115]. Повинности, накладываемые на крестьян панами, непрерывно росли. К середине XVII века размер барщины достигал шести дней в неделю. За любое несогласие крестьяне подвергались пыткам, а нередко и смертным казням [8, с. 287, 475].

Ущемлялись национально-культурные устои русского народа. Польская власть отказывалась признавать его право на родной язык. Сейм Речи Посполитой запретил русскоязычное делопроизводство. На все значимые административные должности допускались только католики.

Бунты крестьян и горожан топились в крови, при этом карались не только осмелившиеся бунтовать мужчины, но и их жёны и дети. Недовольство русских каралось жестоко и беспощадно. В 1630 году сандомирский воевода Станислав Конецпольский в своем универсале призвал шляхту: «Всех вас, милостивые паны, которые достаточно уже познакомились с хлопским своеволием, прошу гасить огонь хлопской кровью» [8, с. 80]. В 1637 году он, став польским коронным гетманом, просил «панов старост, державцев, наместников и урядников» усмирять всех недовольных: «Если ваши милости не могут задержать их, то вы должны карать их жён и детей и дома их уничтожать, ибо лучше, чтоб на тех местах росла крапива, нежели размножались изменники Речи Посполитой» [8, с. 179].