потом связать тебя и вернуть поднос на кухню. Вот и все.
– Хотя бы раздели его со мной. – Я ломаю кусок на части, чувствуя, что он еще теплый, и вдыхаю запах. – Ох, вкусно. Знаешь что? Я ошиблась. Он не сухой. Он сочный, масляный и именно такой, каким должен быть хлеб. Держи.
Мальчик таращится на мою вытянутую руку с куском хлеба всего секунду, а затем вырывает еду и вгрызается в нее зубами.
Я откусываю совсем немного и поражаюсь приятному вкусу. Возможно, какие-то мои молитвы все же были услышаны. Наблюдаю за тем, как мальчишка доедает свой кусок, и небрежно спрашиваю:
– Ну и как?
– Ничего, – ворчит он.
– Ты смел его очень быстро. Тебя хорошо кормят?
– Нормально я ем. – Он буравит меня взглядом. – Просто… мне нравится хлеб, вот и все.
– Я думала, человеческая еда противная.
– Она сухая и гадкая, – поспешно сообщает он. – Волкам положено есть свежее мясо свежей добычи.
– Вкуснятина.
– Ну да. – Выражение его лица меняется, и он отводит глаза. – Когда я в облике волка.
– В облике волка, – повторяю я и склоняю голову набок.
– В неблагой форме. А в благой форме… в общем, тогда мне нравится хлеб.
Неблагой. Благой. Я хватаюсь за эти слова и вспоминаю всё, что когда-либо слышала о фейри. Эти термины – предпочтительный вариант выражений «низший фейри» и «высший фейри», которые используют люди, и если я правильно понимаю, то его волчья форма, должно быть, «неблагая», а человеческая – «благая». До сих пор мне казалось, что фейри могут существовать только в одной форме и не могут ее менять по собственному желанию. И это уже выходит за рамки того, что мне известно об их чарах. Почему подобной информации не было в буклетах, выдававшихся нам во время получения гражданства в Фейривэе?
Я отпиваю немного воды, намереваясь расправляться со своим обедом как можно дольше. Наша беседа уже подарила пищу для размышлений, а значит, если выйдет разговорить мальчика, мне удастся выяснить что-нибудь еще.
– Как тебя зовут?
Он дерзко приподнимает подбородок.
– У нас нет имен.
– Почему это? – Я хмурюсь.
Его губа подрагивает, и он признается:
– Мы их не помним. Его Величество зовет меня Задира. – Последнее слово он бормочет так тихо, что я едва его улавливаю.
Однако внимание заостряю на «Его Величестве».
– И о какой королевской особе ты говоришь?
– О короле, – сообщает мальчик так, словно это очевидно.
– А кто такой… этот король?
Он широко распахивает глаза.
– Ты с ним уже говорила. Он неблагой король Зимнего королевства.
Я застываю с только что откушенным куском хлеба. Похоже, мальчик не шутит, но этого не может быть. Наверняка очередная уловка обманщиков-фейри в меняющейся личине.
– Дай угадаю. Белый волк с тремя лапами? Альфа, который заходил с помощниками?
Мальчик кивает.
– Он же на самом деле не король, да?
– Да нет, настоящий король. – Он скрещивает руки и выпячивает губу. – Я не могу врать, дамочка.
От лица отливает кровь. Я отвожу взгляд от подноса и демонстрирую живой интерес к следующему кусочку хлеба, пока пытаюсь разложить полученную информацию по полочкам. Допустим, фейри не способны лгать, но учитываются ли случаи, когда говорящий верит в свою ложь? А как иначе, ведь это лохматое создание не может быть королем. Моим новым королем. Я лихорадочно припоминаю все, что слышала о королевских особах Фейривэя, в частности – Зимнего королевства. У каждого королевства по два правителя, благие и неблагие король или королева и их подданные, люди или фейри, должны быть преданы им обоим. С прошением можно обращаться к любому из них, но, насколько понимаю, большинство людей предпочитают иметь дело с благим правителем или обращаться к человеку, назначенному представлять королевство. Только, пускай люди мало взаимодействуют с неблагим королем, разве граждане Вернона не знали бы, что он живет рядом? Что он волк? И выглядит, как безумный горец? А что насчет его имени? Уверена, он его упоминал…
Но в голове пусто.
Тут вспоминается вчерашний разговор с Имоджен. Она рассказывала, как мало известно о неблагом короле, а когда хотела что-то добавить, то внезапно застыла и словно на мгновение забылась. Тогда я не придала этому значения, но теперь… Да что, ради всего святого, здесь происходит?!
Я жую хлеб и запиваю его глотком воды.
– То есть, когда ты сказал, что вы не помните имен, ты в том числе подразумевал и имя короля?
Мальчик кивает.
– Тогда почему ты уверен, что он и правда король?
Мальчик беззаботно пожимает плечами.
– Мы просто знаем. Он всегда был королем. Возможно, даже дольше.
Я прищуриваюсь и пристально смотрю на него:
– Выходит, вы помните, что он король, но не помните его имени. Как так?
И снова мальчик пожимает плечами.
– Из-за проклятия. Проклятия глупые, и условия у них такие же.
Я резко дергаю головой.
– Стой, проклятие?
– Да. Ты собираешься доедать? – Он так и таращится на последний кусок хлеба.
Мне отчасти хочется продолжать есть, чтобы задержать его и продолжить разговор. Но для этой цели у меня достаточно воды.
– Забирай.
Он поднимает остатки хлеба и запихивает их в рот. Я наклоняюсь вперед.
– Итак, что насчет проклятия?
– Мне не положено обсуждать его с тобой, – сообщает он, пережевывая еду.
– Разумеется, оно сказывается и на тебе.
– Ага.
– А каким образом?
– Это так скучно и глупо, – ворчит он.
– И все же мне интересно послушать, – хлопаю я ресницами.
– Ладно. – Он усаживается, подгибая под себя ноги. Но только он открывает рот, раздается стук в дверь, отчего мальчик быстро вскакивает. Хватает поднос с моих коленей и в спешке чуть ли не бросает его на пол, а затем обходит стул и снова связывает мне руки за спиной. К счастью, хотя бы не затягивает узлы так сильно, как это сделал его предшественник. Закончив, забирает поднос и бросается к двери. – Мне пора, пока!
– Погоди!
Мальчик останавливается, уже готовый повернуть ручку, и глядит на меня с подозрением. Завладев его вниманием, я не знаю, что говорить. Понимаю лишь, что он может стать моим союзником. А мне пригодится любая поддержка, которой удастся заручиться. Я одариваю его теплой улыбкой.
– Может, в следующий раз принесешь ломоть хлеба побольше? Чтобы было чем поделиться.
Выражение его лица проясняется, и он кивает.
– О, и если тебе не нравится имя, которым тебя наградил король… Задира, да? – Он хмурится. – Ага, угадала. Можно звать тебя как-то иначе? Давай… Мика?
Всего на мгновение его губы растягиваются в широкой счастливой улыбке, но уже через секунду он возвращает маску безразличия.
– Вроде ничего такое имя.
