сейчас широкими прыжками, почти не замечая сугробов, он летел прямо на Никласа размытым росчерком.
Этот размытый росчерк броска летящего в прыжке оборотня вдруг, на пару мгновений, приобрел довольно четкие очертания. Время словно чуть замедлилось, как будто давая возможность Никласу поймать нечеловечески быструю тварь в прицел.
Хлестнула пулеметная очередь, оборотень сломался в прыжке, рухнув на землю и прокатившись по сминаемому снегу. Никлас, даже в ясном состоянии бесстрашия хорошо понимая, что ему сейчас очень, ну просто очень повезло, расстрелял оставшиеся патроны, целясь оборотню в ноги и живот. Измененное трансформацией тело изгибалось, человекообразный хищник хрипел и дергался в конвульсиях, постепенно затихая.
Никлас поставил пулемет на снег, достал вальтер. Держа потрепанного оборотня на прицеле, подошел ближе. Серость ночи вновь раскрасило яркими пятнами: желтым горели звериные глаза барона Волчанинова.
— Ведьмак, значит. С-с-ска, как я сразу не догадался, — булькая кровью, прохрипел он.
— Волколак, значит. С-собака ты бешеная, как я сразу не догадался, — в тон ему ответил Никлас. — Ничего напоследок сказать не хочешь?
— Чтоб ты сдох!
— Все там будем, — пожал плечами Никлас, глядя уже в стекленеющие глаза, теряющие желтый отсвет и окрашивающиеся в окружающую серость ночи.
Прикрывая рукой лицо от нарастающего жара горящего самолета, Никлас подхватил пулемет и вернулся к буханке. Понял, что его уже давно вызывают по рации. Когда отвечал, прямо насчет себя и своего отношения к делу ничего не услышал, но понял все по тону прекрасно.
Расстроился, но не сильно — его сюда, к самолету, словно выдернул некий импульс. Непонятно, то ли провидение, то ли просто бесшабашная дурость. А то, что он совсем забыл про рацию — ну так в голове до сих пор после удара в стену шумит, хорошо хоть перед глазами не двоится больше.
С такими мыслями достал трос, привязал к фаркопу. Бросил трос прямо на снег, так и проехал на берег к месту крушения. Побуксовал в сугробах немного враскачку, проехал сминая молодую лесную поросль, остановился рядом с телом барона-оборотня. В салон или на крышу он его закидывать даже не собирался — трех месяцев не прошло, как один труп уже восстал из мертвых практически при нем, не нужно больше такого счастья.
Привязав тело Волчанинова за ноги, Никлас развернулся и поехал в сторону базы отдыха. Выехав на лед, моргнул несколько раз фарами, обозначаясь. Когда подъехал к берегу, его уже ждали — у вмерзших в лед причалов.
Встретили молча, поглядывая… внимательно поглядывая. Ну, он командир, так что оценочных комментариев насчет его забега в одиночку по-прежнему никто отпускал, даже Горчаков. Никлас вышел из машины, прошел назад — к сугробу, в который превратилось волочащееся по снегу тело. Руками лезть не стал, вернулся и достал из-под водительского сиденья сметку для стекла. Очистил мертвому барону лицо, жестом подозвал остальных.
Брат Павел, который оказался ближе всех, уже присел рядом с телом.
— Волколак, — удивленно произнес он, присмотревшись. После чего поднялся и вдруг плюнул на труп, позволив себе несколько выражений, которые совершенно точно не являлись богоугодными. Никлас его прекрасно понимал — небесно-голубые глаза умирающего пса, который очнувшись от морока совершенно не понимал, что происходит, теперь долго ему будут вспоминаться.
Горчаков, который до этого молча стоял рядом, сочно выругался — впервые за все то время, которое Никлас его знал.
— Андрей? — удивленно повернулся к нему Никлас.
Горчаков, невиданное дело, еще раз выругался.
— Вы когда-нибудь слышали об инквизиции? — поинтересовался он у Никласа.
— Слышал, но только в общих чертах.
— Я сейчас сообщу о случившемся, и у нас у всех появится возможность инквизицию увидеть.
— Инквизиция занимается оборотнями?
— Брат Павел ошибся — барон Волчанинов не волколак. Он волчий пастырь, а это меняет дело. Инквизиция не занимается оборотнями, она занимается ересью. А ересь — это совсем не дураки-студенты, которые листовки про добрый и чуткий Сверхразум по столбам расклеивают, так что инквизиторы здесь будут очень скоро. Я надеюсь, ни у кого нет замолчанных тяжких грехов? Если есть, нужно скорее решать вопрос с исповедью.
— Все так плохо? — насторожился Никлас.
— Нет. Все гораздо хуже, это же инквизиция, — покачал головой Горчаков. — Нам теперь всем на допросах душу вынут, вывернут, выжмут и повторят так не один раз.
Брат Павел, который поднялся от тела оборотня-барона, только кивнул согласно. И вдруг насторожился; не только он один — раздались характерные звуки взятого наизготовку оружия.
— Студент? — вопросительно посмотрел Никлас на Вяземского, на котором лица не было. Похоже, что-то из тяжелых грехов за ним определенно числилось.
— Медленно положи оружие на землю и сделай два шага назад, — раздался спокойный голос Крестовоздвиженского. Именно он и Мейер первые заметили оцепенение Вяземского, а сейчас держали его на прицеле.
— Рассказывай, — произнес Никлас, когда Вяземский положил на снег карабин и отошел на два шага назад.
— Й-й-й-йа… Й-й-й-йа…
— Говори! — вдруг хлестнул всем по ушам крик Горчакова.
— Я часто смотрю с вожделением на разных дам высоких сословий и позволяю себе представлять, как я с ними воплощаю самые разные… самые разные сексуальные фантазии, которые определенно не одобрят в Инкви…
— Ну студент, ну ты дебил, — Крестовоздвиженский уже опустил оружие. Мейер тоже карабин опустил — промолчав, но невольно рукой лицо закрыв.
— Альберт, вот скажите, — тяжело вздохнул Горчаков. — Вы же умный, образованный, эрудированный. Мы же с вами не далее как три дня тому поэзию серебряного века обсуждали с такой глубиной погружения, которое не от каждого университетского преподавателя ждешь. — Почему вы иногда несете такую…
Договаривать Горчаков не стал, только рукой махнул и уже обернулся к Никласу, переходя на язык официоза:
— Корнет граф Бергер. Я уже официально вернул вам командование группой, вам нужно зайти в личную почту и подтвердить получение…
Никлас в этот момент махнул рукой, и все ратники побежали к машинам. Даже все еще ошарашенный Вяземский, которого, впрочем, Крестовоздвиженский за собой потянул. Горчаков дождался пока все исчезнут, кивнул, продолжил.
— За время, пока не прибудет Инквизиция, нам нужно попасть в дом барона и официально наложить арест на его имущество. Такое поместье на дороге не валяется, тем более может быть это не все его имущество, — совсем негромко добавил он.
— Такое поведение и помыслы не входят в число тяжких грехов? — поинтересовался Никлас.
— В список тяжких не входит, — хмыкнул Горчаков.
