них неделями, мать Николая отмывала, одевала и кормила парня. Они вместе делали уроки, играли во дворе, доверяли друг другу тайны.
Благодаря Николаю, травля Глеба прекратилась, не успев и начаться. Именно Глеб помог пережить Николаю появление Максима, с которым им было очень трудно найти общий язык.
Благодаря протекции отца Николая друзья поступили вместе в мединститут. Это была их общая мечта. Они были очень схожи во взглядах, вкусах…
Николай сжимает под столом руку в кулак, так что слышит хруст костей. Слишком схожи… так что из всех женщин мира им нужна была только одна.
Манюня… зеленоглазая ведьма… на всю жизнь опутала колдовскими чарами их сердца.
Ведь долгое время Глеб уверял Николая, что безумно счастлив за них. Часто говорил, как будет свидетелем на их свадьбе и крестным их первенца.
А потом двойное предательство едва не лишило Николая рассудка. Он все не мог поверить, задавал себе один и тот же вопрос: «Как они могли?!».
Самые близкие и родные люди… и вот так…
Можно ведь было признаться, поговорить открыто. Но нет, они предпочли подлое предательство, воткнули ему нож в спину и прокрутили несколько раз.
С тех пор он больше никому не доверяет, ни с кем не делится душевными тайнами. Предают все, если того требуют обстоятельства. Верности не существует.
— Коль, ты позеленел весь! — Паулина обеспокоенно дотрагивается до его руки.
— Доводилось ранее с Сикорским пересекаться, знаю, что за фрукт, — Николай морщит нос.
— Так это многие в курсе. Только он следы заметает хорошо. И дружбу с верхушкой водит. Потому и творит что хочет, уверовал в свою неуязвимость, — Паулина поджимает губы, прикрывает веки. В щелочках глаз сверкает такая ненависть, которой ранее Николай у нее никогда не наблюдал.
— У тебя что-то личное к нему? — спрашивает прямо.
Подруга взмахивает рукой, стакан с водой летит на пол. Вены на шее вздуваются, ноздри раздуваются.
— Нет… просто не люблю таких типчиков… — отворачивается к окну. — Пора его на чистую воду вывести, — последние слова звучат очень глухо, словно она изо всех сил пытается погасить вспыхнувшую ярость.
— Так что тебе его жена рассказала? — Николай решает не лезть к ней в душу.
Он сам не готов рассказать Паулине всю правду и не вправе требовать подобного от нее.
— В том и дело, что ничего, — разводит руками, пальцы немного подрагивают. — Мы договорились встретиться в больничном сквере. Она потеряла ребенка и находилась там под вымышленным именем.
Даже сейчас, после всей боли и предательств, Николаю безумно хочется утешить Манюню. Он представляет, как она страдает, как оплакивает нерожденное дитя. Он ощущает всю ее боль и до сих пор… хочет разделить страдания с ней…
Чудовищное чувство, неправильное… Ему должно быть все равно, плевать… Следовало забыть даже имена предателей.
Только есть вещи, над которыми мы не властны.
— И? — поторапливает подругу.
Паулина на время тоже, будто выпадает из реальности. Молчит, смотрит вдаль, а взгляд блуждает где-то вне времени и пространства.
— Встретились. Тут же приперся Глеб. Разговора не вышло. А потом его жену выписали, и они вместе отправились домой. Как я понимаю, поссорились, она на эмоциях хотела напакостить мужу. Потом помирились, желание ее испарилось, — Паулина раздраженно ведет плечом. — Очень непростая дамочка эта его Мария, мутная. Не удивлюсь если под маской ангелочка, змеиное жало прячется.
Глава 17
— Чем же тебе так не понравилась его жена? — Николай выгибает дугой бровь, старается спрятать за маской безразличия истинные эмоции.
— Мужик ее любит, на задних лапках как пес прыгает. А она неприступность разыгрывает, гордо, надменно себя с ним ведет. Понимаю, ребенка потеряла, нервы, ссора… Но он и сестре ее лучшее лечение обеспечил, и ни слова благодарности. Сикорский тот еще жук, но для жены, готов с неба звезду достать. Это видно. А она привыкла и воспринимает все как должное, — Паулина сильно закусывает губу, глаза странно блестят.
— Не обижайся, но твои суждения слишком поверхностные. Ты ведь не знаешь всей их ситуации целиком, — ему стыдно, но даже сейчас он защищает Манюню.
Рефлекс, выработанный много лет назад, намертво прирос к его нутру. Иначе он не может, не умеет.
— Я многое читаю между строк. Конечно, если бы она все же раскрыла рот, я была бы ей благодарна. Многое бы отдала за компромат на Сикорского, — сжимает пальцами угол стола, тяжело дышит.
— Сестра Ман… Марии болеет? Какая из них? — интересуется Николай.
Он так долго запрещал себе интересоваться их жизнью, что сейчас испытывает дикий голод, хочет знать малейшие детали.
Сложно было научиться существовать в одном городе, и при этом никак не пересекаться. Делать вид, что их не существует. Хоть имя Сикорского в их кругах очень часто всплывало. Но Николаю все же удавалось обходить бывшего друга стороной. Отучить себя интересоваться их жизнью. И ежедневно испытывать физическую, изматывающую потребность просто узнать как она.
Нельзя. Запрет. Табу.
А сейчас, когда информация сама плыла в руки, он сорвался. Небольшая доза, и Николай снова отгородится, выстроит новый забор и останется наедине со своей болью.
— О… а откуда инфа, что их у нее несколько сестер? — Паулина прищуривается. — Неужели лично знаком с ней?
— Давно в прошлом знал их, — Николай пытается ответить отстраненно.
— Людмила в больнице. А в скором времени туда загремел и ее отец с инфарктом. Сикорский и тут все разрулил.
— Смотрю, ты плотно взялась за их семью, — протягивает задумчиво. — А с Людой что?
В памяти всплывает хрупкая девушка с робкой улыбкой. О Людочке у Николая остались самые теплые воспоминания. Если бы не она… он бы не пережил ту страшную ночь. Девушка держала его за руку, не позволяла наделать глупостей и успокаивала, говорила без остановки… Ее голос держал, не давал сорваться в пропасть безумия.
— Там плохи дела. Не знаю или вытащат, — Паулина безразлично пожимает плечами.
Зря Николай прервал общение с Людой. Она уже тогда жила в другом городе. Он отправился на службу, Людмила
