Книга После долгой зимы - Мар Лиса

— Послушайте, я узнавала, эту квартиру нельзя…

И вижу, как главный кивает своему помощнику. Тот совершает молниеносное движение, прерывая меня на середине фразы, хватает меня своей огромной рукой за горло, поднимает вдоль стены так, что мои ноги отрываются от земли. Боль сдавливает шею, воздуха не хватает, начинаю хрипеть, бить в невесомости ногами, царапать руку, что держит меня, а ему все нипочем. Глаза застилает темнотой, подъезд пропадает, мне так больно, Единый, страшно, так страшно, нечем дышать… Сквозь вату в ушах слышу:

— Ты меня послушай, девочка. Меня твои проблемы не е**т. Я дал сроки, назвал сумму. Твое дело выполнять. Ты поняла меня?

А я дышать не могу, куда уж мне говорить.

— Поняла?! — кричит громче, а хватка на горле становится еще чуть теснее.

Пытаюсь кивнуть, и, к счастью, он понимает мою попытку. Пальцы разжимаются, и я кубарем падаю на грязный бетонный пол. Прикрываю голову руками и все еще ничего не вижу какое-то время. Но по стуку ботинок по ступенькам и грохоту входной двери понимаю, что осталась одна. Я осталась жива. На этот раз.

Ада

Жадно вдыхаю спертый подъездный воздух. Горло горит огнем, глотать невыносимо больно. Зрение понемногу возвращается. Еле заползаю в квартиру, но дверь за собой закрываю тщательно, на все замки, хотя руки трясутся, изрядно мешая. Пока что это моя хлипкая крепость. И хоть я не верю, что она меня спасет, пока мне нужно хоть за что-то зацепиться для спокойствия.

Спокойствие? Трижды "ха!". Я на грани истерики. Или уже за гранью. Мой мирок, существовавший всего пару месяцев, разлетается в дребезги, а я оказалась в эпицентре этого взрыва. Что делать, когда выхода нет, Ада? Вопрос риторический.

Скидывая на ходу одежду, иду в ванную комнату. Вздрагиваю, когда в маленьком зеркале над раковиной вижу начинающие наливаться кровоподтеки на моей шее. Болит и ободрано все: плечо, голова, локти, колени. Но я залезаю под тугие струи душа. Делаю воду настолько горячей, что ванная моментально наполняется паром. Шиплю, когда вода льется по ссадинам. Но мне это нужно сейчас, я хочу немедленно смыть с себя эту грязь.

Интенсивно вытираюсь полотенцем, закутываюсь в свой огромный халат и ложусь в кровать под одеяло прямо в нем. Несмотря на горячий душ, теплый халат и одеяло, меня трясет крупной дрожью, так, что вся кровать ходуном ходит. И в голове ни одной мысли. Ни одной мысли, которая могла бы хоть как-то мне помочь. Топит каким-то вселенским, всепоглощающим ужасом. Широко раскрытыми глазами смотрю в стену, невидяще и практически не мигая. И не замечаю, в какой момент проваливаюсь в спасительный сон.

Просыпаюсь рано утром следующего дня. Я проспала больше двенадцати часов. Пока несколько минут лежу, отходя ото сна, думаю о том, что мне нужно бежать. Здесь я не справлюсь одна. Поеду просить помощи у родителей, там же вся община за своих, они помогут меня спрятать. Как только обдумываю эту мысль, вскакиваю с кровати, посещаю туалет и ванную комнату, в спешке одеваюсь. Моя шея выглядит ужасно. Везде багровые и кое-где с синевой гематомы. Несмотря на высокий ворот платья, заматываю шею еще и платком. С собой беру только свои документы в потайном кармашке, телефон, крохи денег на проезд и ключи Одевшись, долго стою у входной двери, прислушиваясь. Только когда слышу звук открывающейся соседской двери, быстро распахиваю и свою следом. Как я и рассчитывала, семьянин-сосед, мужчина средних лет, выходит на работу в это время. И я по подъезду за ним. Он слышит шаги, оборачивается ко мне с добродушной улыбкой:

— Доброе утро, тоже рано выходите? Если мне по пути, могу подвезти Вас. А то там темно, еще и мороз.

Я называю остановку, которая мне нужна. Откуда отправляется мой автобус за город, я помню, и это не так уж далеко отсюда. Прячась за широкоплечей фигурой соседа, семеню за ним до машины, юркаю в нее и с облегчением закрываю дверь. Он включает обогрев в салоне, а потом некоторое время возится снаружи, счищая выпавший за ночь снег и наросший лед. Я нервно оглядываюсь по сторонам и стараюсь сползти как можно ниже на своем сидении. Наконец, мы отправляемся. Пульсирующий комок нервов в моей груди немного расслабляется.

Приехав на место, рассыпаюсь в теплых благодарностях соседу и покидаю уютный салон. При тусклом свете фонаря пытаюсь разглядеть табличку с расписанием, обзор затрудняет и налипший на ней снег. Наконец, мне удается понять, что ближайший автобус будет через полчаса. Нервно меряю шагами остановку, пытаясь согреться. Дергаюсь от машин, едущих со стороны моего дома, боюсь, что это могут быть за мной. Готовлюсь бежать в любую секунду. Небо на востоке понемногу начинает светлеть. Наконец, вижу нужный мне автобус. Он делает большой крюк, проезжая по многим рядом расположенным деревням, поэтому поездка до общины занимает в несколько раз дольше времени, чем на машине. Но мне сейчас это не важно. Я чувствую некоторое успокоение, выезжая за пределы города. Прислоняюсь головой к дребезжащему стеклу. Желудок, сутки не видевший еды, дает о себе знать громким урчанием.

Выхожу на своей остановке и пешком иду от дороги до поселения. На подходе достаю телефон, думаю предупредить родителей о своем визите. Но отвлекаюсь на крутую машину у дома через дорогу. Понимаю, что к нам с очередным визитом приехал Наставник. Так и дохожу с телефоном в руках до своего дома, открываю дверь. Захожу и вижу родителей, которые суетятся в гостиной.

— Слава Единому, доченька наша приехала, какое счастье, — кидается ко мне и причитает на ходу мама. — Раздевайся, проходи, Адушка. Давай телефон, пусть пока здесь полежит, — вынимает из моей руки мобильный и кладет его наверх невысокого шкафа в прихожей. Отец в это время помогает мне снять пуховик, относя его на вешалку. Разуваюсь сама.

Не совсем понимаю, что происходит, растерянная таким теплым приемом после всех тех проклятий по телефону. Мать суетится вокруг меня, а не пророчит мне гореть в аду. И даже отец не поджимает губы, глядя на меня.

— Я по всем вам соскучилась, — говорю смущенно. Про свои проблемы решаю рассказать чуть позже.

— Поднимайся в комнату, дочка, отдохни после дороги, — твёрдой рукой мама направляет меня