на подобный риск решился кто-то из политических противников московского режима, из бывших политзаключенных или просто из круга деятелей, ненавидящих коммунистов, — это еще как-то можно было бы объяснить; ну, хотя бы отчаянием затравленного человека.
— На роль которого, — воспользовался мимолетной паузой помощник атташе, — полковник Пеньковский подходит менее всего.
— На роль которого ваш, Дэвисон, русский агент-полковник Пеньковский — сотни раз проверенный, получивший доступ к самой секретной технической документации, — вообще не годится. Ни в какой ипостаси.
— Что совершенно очевидно, сэр.
— Странно, что советские «чекисты» до сих пор не поняли, с какого рода сотрудником имеют дело. На них это, прямо скажем, не похоже, — неожиданно перешел на русский Малкольм. Усиленно изучая этот язык, полковник тем не менее крайне редко прибегал к нему даже в общении с русскими, предпочитая пользоваться услугами одного из штатных посольских переводчиков.
— Ну, теперь-то уж, когда Пеньковским британцы занялись вплотную, «чекистского прозрения» ждать придется недолго, — проворчал Дэвисон на английском, не решаясь испытывать шефа на знание языка стратегического противника.
— И все же… — возвращался атташе в своих размышлениях на исходные позиции. — На данном этапе вербовки обращение Пеньковского следует воспринимать то ли как попытку наглой провокации, то ли как проявление амбиций зарвавшегося чиновника, решившего, что ни в разведке, ни по линии делового прикрытия никакого служебного продвижения его уже не предвидится. Что в моих рассуждениях «не так», капитан?
— Они, как всегда, безупречны, сэр.
— Тогда чего вы тянете?
— Позвольте напомнить, сэр, что встреча состоится завтра.
— Предполагаете, — проигнорировал это уточнение Малкольм, — что вербовочная встреча британского бизнесмена-агента Винна с полковником ГРУ Пеньковским может состояться без вашего, скажем так, сочувственного присутствия?
— Даже трудно представить себе нечто подобное, сэр. Естественно, я должен побывать в отеле «Националь», нанося, как вы изволили выразиться, исключительно «сочувственный» визит.
— Не сомневаюсь, — напутствовал его атташе, — что в любом случае мы попытаемся вытряхнуть из британских коллег все, что способно представлять для ЦРУ хоть какой-то интерес. И все же дайте понять этому русскому полковнику, что в отношениях с американской разведкой тоже все не так уж безнадежно.
Выходя из кабинета атташе, Дэвисон улыбнулся и философски покачал головой. Ему всегда импонировала манера общения полковника. Особенно его способность поражать собеседника «глубиной» своих логических размышлений.
— Дайте ему прочувствовать, капитан, — бросил вслед своему помощнику Малкольм, — что единственной разведкой, которой по-настоящему стоит продавать свою информацию и продаваться самому, является американская — мощная, интеллектуальная, способная защитить таких «русских отщепенцев», как он, всей мощью сверхдержавы. Что в моих рассуждениях «не так», Дэвисон?
— Теперь они изысканно безупречны, сэр. Но ведь не станем же мы «перевербовывать» этого русского полковника у британцев.
— У своих коллег из Туманного Альбиона? Как вы могли предположить такое?! Никогда! В конце концов, это было бы не по-джентльменски.
— Но когда Пеньковский почувствует, что пора «рвать когти», он сразу же сообразит, что укрываться в Штатах куда надежнее. Так почему бы, решит он, к тому времени не обзавестись чином полковника американской армии, включительно с мундиром и удостоверением личности?
Услышав это, атташе замер с приоткрытым ртом. Наконец-то утренняя дрёма ушла, и капитан Дэвисон начал открываться по-настоящему.
— Уже отчетливо вижу, как «вражеский агент» Пеньковский входит в здание Главного разведуправления Генштаба Вооруженных cил СССР в мундире полковника военно-воздушных сил США. На зависть многим своим коллегам.
— Только почему военно-воздушных, к которым Пеньковский, если мне не изменяет память?..
— Да потому, что шить этот мундир, — прервал его интеллигентские стенания Малкольм, — нас заставят прямо здесь, в военно-воздушном атташате при посольстве США! Вы поняли меня, капитан? Прямо здесь.
— Доходчивое объяснение.
— Я даже догадываюсь, капитан, кому придется выступать в роли портного.
«Значит, полковник выступит против такой вербовочной приманки, — мысленно вздохнул Дэвисон. — А зря! Судя по психологическому портрету карьериста Пеньковского, она сработала бы идеально. Особенно с видами на генеральский чин. Впрочем, как бы атташе ни реагировал, а в беседе с русским полковником я эту тему затрону».
— Признаю, сэр, с мундиром — это уже был перебор, — повинился за собственную инициативу помощник атташе.
— А я бы этого не сказал. В ней что-то есть. Как и во всей этой идее с деликатной вербовкой.
Дэвисон растерянно покряхтел.
— Тогда будем разрабатывать, как одну из версий.
— И прекрасно, капитан. И разрабатывайте. Единственное, что никак не поддается моему осмыслению: почему эта идея с мундиром полковника в качестве основной приманки для британского агента пришла к вам еще до посещения русского ресторана?
— Простите, сэр?
— После «третьей стопки, не закусывая», всякий американец начинает мыслить раскованнее. Почти что по-русски.
— Вы ведь не ходите в русские рестораны, — с ехидцей обронил Дэвисон, уже взявшись за дверную ручку. — В последнее время предпочитаете в основном посольский бар.
— Да? А, как вы думаете, где меня пытались спаивать и нагло вербовать; вербовать — и снова спаивать, сотрудники КГБ уже на пятый день после моего появления в Москве?!
— Неожиданный поворот. Удивляюсь, почему легенда об этом вашем «хмельном противостоянии» с сотрудниками КГБ слуха моего до сих пор не достигала. И в каком же питейном заведении это происходило?
— Да все в том же ресторане отеля «Националь».
— Не думал, что это настолько «гиблое» место. К тому же странно, что сотрудники внутренней безопасности, эти выкормыши ЦРУ, решились поверить в вашу стойкость перед уловками коварных кагэбистов, — уже открыто позволил себе отвести душу капитан.
Мстить — так мстить, за все издерганные шефом нервы. И вообще сколько можно?.. Малкольму ведь ясно дали понять, что должность помощника атташе для капитана внешней разведки Дэвисона — всего лишь дипломатическое прикрытие. Так, может быть, пора напомнить, что весь этот военно-воздушный атташат нужен в Москве только в образе еще одной «официальной бреши проникновения в стан врага», как выразился в свое время генерал Доновэн. В другой стране и по другому поводу, естественно, тем не менее…
Но когда Дэвисон окончательно закусил удила, он попросту забыл, с кем имеет дело. Реакция полковника, как всегда была непредсказуемой. Уловив в словах подчиненного явный намек на возможное предательство, он вдруг дико, словно в казарме — после пошлого солдатского анекдота — заржал.
— А как им, наивным янки, было не поверить в «стойкость» истинно американского аса Малкольма, если они сами видели, что охрана буквально на руках вносила меня в посольство. Кагэбисты, эти сучьи дети, слишком перестарались с двумя последними стопками своей «огненной воды». Спасибо всё тому же второму секретарю посольства. Зная о моем «выходе в люди», а также нравы русских, он как раз вовремя прислал за мной двоих проверенных клерков.
— Ничего не скажешь, бурное вхождение в должность,
