Ознакомительная версия. Доступно 40 страниц из 198
цены, слова и даже футбол.
Перед переходом на систему «осень-весна» наши футбольные руководители советовались с президентом УЕФА Мишелем Платини, а тот ответил: «Это ваши проблемы. Играйте, как хотите. В чемпионате Франции то делались зимние перерывы, то нет. Когда перерывы были, погода стояла как раз теплая, и все спрашивали: вы чего не играете-то? А когда мы не делали перерыва, шли дожди, поля покрывались льдом, и все спрашивали: кто придумал играть в такую погоду? В этом споре будет прав тот, кто договорился с погодой».
С погодой не договоришься. Но есть такая профессия – синоптики, метеорологи, они-то, наверное, знают (или должны знать), какая будет погода? Об этих предсказателях погоды существует много анекдотов. Вот один из них:
В одном государстве решили синоптиков расстрелять за то, что ни один из их прогнозов не сбылся. Привели бедолаг. Поставили к стенке. Прицелились. Вдруг истошный крик: «Постойте! Не надо их расстреливать. Они еще могут принести людям пользу!» Главный обвинитель поинтересовался: «Какую еще пользу? Что вы предлагаете?» – «Предлагаю их повесить. Пусть хоть направление ветра показывают».
Н-да… Черный юмор.
Ну вот, с синоптиками разобрались: они играют в угадайку и не угадывают. Пора подводить черту под январской фенолого-филологической сюитой. А право последнего аккорда отдадим Иосифу Бродскому:
Зимой глобус мысленно сплющивается. Широты
наползают, особенно в сумерках, друг на друга.
Альпы им не препятствуют. Пахнет оледененьем.
Пахнет, я бы добавил, неолитом и палеолитом.
В просторечии – будущим…
А каково оно, будущее? Никто не знает – ни синоптики, ни политологи, ни колдуны с ворожеями. Никто, если не считать, конечно, Господа Бога.
Непроницаемым туманом
Покрыта истина для нас, –
когда-то изрек Николай Карамзин. Истина – как будущее, ну, и как погода.
«Будущее укрыто даже от тех, кто его делает», – сказал Анатоль Франс, и с ним нельзя не согласиться. Точно одно: за январем придет февраль.
Сокращенные записи из дневника
1 января – не печатал, отдыхал, смотрел по ТВ концерт Венского филармонического оркестра. Полька «Трик-трак», «Голубой Дунай», Марш Радецкого, показывали картинки Вены – благодать. Мы там были, и приятно вспомнить.
4 января – в гостях у Стрижева. Квартира писателя Сергеева-Ценского, набитая раритетами и старыми книгами. Легкая зависть: ничего подобного у меня нет.
6 января – сел за машинку. Думал заняться Лео Бакстом, потом переключился на Александра I, а в итоге занялся Виктором Гюго. И кто-то на ухо: что-то, батенька, вас так шибко шарахает от одного к другому… А по «Эху» чихвостят председателя счетной комиссии Чурова – «бесстыжий, наглый, мерзкий». И от Чурова к власти…
10 января – набросился на вышедшие после новогодних каникул газеты. И снова уходы-уходы: художник Михаил Ромадин, постановщик ТВ-бенефисов Евгений Гинзбург на 88-м. Моя ровесница актриса Светлана Харитонова, отец Лии Ахеджаковой – Меджид из Адыгеи, 97 лет. Грандиозная катастрофа с пассажирским кораблем-гигантом «Конкордия» – повторение гибели «Титаника», спустя 100 лет. Правда, жертв меньше. А еще Гена Сперский (1937) из моей бывшей Латиноамериканской редакции. Что можно сказать? Только глубоко вздохнуть.
13 января – ездил в музей Мих. Булгакова и отдал свой дневник о лихих 90-х для вручения Мариэтты Чудаковой. Насиловал телефон, ведя переговоры о своих юбилейных вечерах. Если не организуешь сам, то ничего не будет. «Ручная работа» (точнее, телефонная), как говорил Володя Вишневский.
18 января – жалобы в дневнике на самочувствие. Донимают зубы, проблемы с жеванием. Ощущение развалин Помпеи. Да и Ще не лучше. И можно перефразировать фразу Буркова из «Иронии судьбы»: «Мы оба плохо себя чувствуем». И отсюда отношение к личным записям: кажется, что эра дневников закончилась. И не хватает позитива: отвергнут «Коктейль» в «Рипол», никак не проявится «Летний сад», по поводу книги о погоде Вайсман утешает: «Ребята работают!» Должны сойтись звезды, а они – никак…
21 января – в «МП» вышла 1-я часть Лили Брик и Веры Набоковой. По «Эху» развлекаются Быков-Ефремов по поводу сбежавшего с «Конкордии» капитана Франческо Скелетино – песня о нем и о нашем капитане: «В Ленинграде его воспитали…», «И уж лучше такая скотина, чем отеческая наша путина» и призыв: «Капитан, уходи с корабля!»
23 января – встреча в МГУ с деканом факультета журналистики Засурским (1929) на предмет выступления перед студентами. Начало «высоких переговоров», но, увы, выступление не состоялось: сначала на факультет приехал Путин, потом – Медведев, и при таких именах мое имя потускнело.
24 января – в «МП» почти на полосу вышел «Генсек литературы» – Александр Фадеев. Серьезный материал. А какая серьезная и трагическая жизнь. Любимец Сталина, защищал литературу от недругов и внутренней оппозиции. А потом вождь умер, и Фадеев остался наедине со своей совестью. Лег на диван, обложился подушками и застрелился. В конце материала я высказался так:
«Я полагаю, что это нас, литмладенцев, предупреждал Фадеев тем выстрелом: не живите, как я, не живите! Не проматывайте свои таланты в речах, на заседаниях, в болтовне и пьянстве, не крутитесь, не суесловьтесь, не лижите сапоги вождей, как бы ни были они велики, а сидите за столом, работайте, чтоб не было такого движения, как у меня: от “Разгрома” – честной и долговечной книги, до слащаво-жалких беспомощных главок о “рабочем классе” в “Черной металлургии”, которые лизоблюды тут же начали возносить чуть ли не до масштабов “Войны и мира”».
Фадеевский выстрел прогремел, а большинство его даже не услышали.
Фадеев – не мой писатель, у меня компания другая и многочисленная, от Пушкина к Достоевскому, от Бунина к Набокову, от Бабеля к Вознесенскому и т. д. Ну и, конечно, Байрон, Пруст, Стефан Цвейг, Андре Моруа, Умберто Эко и т. д. А Иосиф Бродский, который в 20 лет писал о том, что «Теперь все чаще чувствую усталость». Какого?
28 января – в «МП» – 2-я часть Лили и Веры. Погода: холод, мерзлятина. В библиотеке на Песчаной прошли первые литературные посиделки (и последние). Все слушали, разинув рты. Только один «товарищ» (очевидно, пенсионер из органов) все пытался перевести стрелки на Сталина и евреев. Пришлось резко его осадить.
29 января – занимался Александром Гладковым – 100 лет! – такой же, как я, бумажно-книжный человек. Горячий поклонник Мейерхольда. Считал себя «протоколистом времени» и вел подробный дневник (опубликована лишь часть). В биографическом словаре приведена одна запись Гладкова от 8 августа 1937 года, где он сравнивал время с эпидемией чумы: «Наша “чума” – это наглое
Ознакомительная версия. Доступно 40 страниц из 198
