опасность, сказал:
– Скверная и злонравная женщина, будь уверена, что скончаешься там, куда благодаря мне попала; поделом тебе умереть такою смертью, которой обрек меня государь из-за твоего языка.
С этими словами он взял бечеву и, чтобы не нашел ее здесь никто другой, бросил ее вместе с шелковыми нитями и тонкой веревкой, которые забрал с собой при спуске, в речку, что текла близ башни.
После этого он шел всю ночь, чтобы никто не схватил его и снова не отдал в руки государя, и наконец оказался далеко от города, в деревне, где никто его не знал, между тем как жена его пребывала, скорбная, в великом страхе на вершине башни. Уверенная, что там и умрет, она всю ночь плакала навзрыд, а по наступлении дня завопила, прося милости и помощи, и ее горький плач услышали путники, шедшие мимо. Когда государю донесли, что на башне, где был приговорен умереть златокузнец, находится его жена, которая, горько плача, просит у прохожих милости и помощи, он немедля велел своим слугам отправиться к ней и привести женщину во дворец. Они быстро исполнили его волю, и женщина, явившись пред очами государя, поведала ему все, что с ней приключилось. Он же, услышав о хитрости и тонкой изобретательности златокузнеца, с какою тот обманул жену, не в силах удержаться от смеха, велел в тот же день объявить в окрестностях башни, что если златокузнец явится к нему, он простит его грех.
Когда эта весть достигла до слуха златокузнеца, тот, веселый и радостный, отправившись в город, предстал очам государя, который, заставив его заново рассказать всю историю, громко хохотал и, велев привести сюда женщину и примирив их друг с другом, простил его вину.
* * *
Потом, наделив того златокузнеца, что обличил воровство, имением близ города, доходами с которого он мог бы кормить семью, и примирив также и этих двоих, отпустил их, веселых и радостных, по домам.
Не описать, какое удовольствие доставила Берамо и всем слушателям рассказанная повесть из-за необыкновенной шутки, которую сыграл златокузнец со своей женой. Когда рассказчик кончил, зазвучал сладостный танец, от которого сердце Берамо возвеселилось и здоровье весьма улучшилось. Потом, как час был уже поздний, приготовили трапезу, и, отужинав, все разошлись по комнатам отдыхать. Когда же настало утро четверга, весь двор отправился в разубранный желтым[17] четвертый дворец, одевшись в платья того же цвета. Прибыв во дворец, Берамо по своему обыкновению долгое время провел с бывшею там девицею, а после того, как убрали со столов, позвал к себе рассказчика и велел ему поведать какое-нибудь отменное приключение. Тот, поклонясь владыке, начал свою повесть.
* * *
Был некогда в древнем городе Вавилоне[18] султан, имевший сына по имени Раммо; когда его мать, султанша, умерла, отец взял себе другую жену. Юноша приметил, что эта женщина, нисколько не уважавшая ни своей чести, ни мужней, пылко влюблена в султанского советника. Ни слова о том не молвив, в безмерной тревоге о чести отца, он начал со всевозможной осторожностью следить за ее поступками. Однажды, приметив, что она вместе с советником удалилась в сад, он украдкой последовал за ними и, прячась в кустах, видел, как они, лежа подле бывшего там ключа, несколько раз плотски познали друг друга. Распаленный неистовым гневом, не зная, что ему делать, и намереваясь выбраться из кустов, чтобы уйти из сада, он попался им на глаза. Придя от этого в великий ужас и подозревая, что юноша откроет отцу их преступление, они рассудили за лучшее обвинить самого юношу пред владыкой в преступлении, ими учиненном. Когда юноша вышел из сада, они тотчас вернулись во дворец в свои покои; а как час был уже поздний, султан позвал советника ради неких своих дел и, видя его в задумчивости, сказал:
– Заклинаю тебя, скажи мне, отчего ты так задумчив, что вопреки твоему обыкновению смотришь меланхолически и печально?
На это советник отвечал:
– Сир, мне не должно никого обвинять, ибо это не подобает тому месту, которое я подле вас занимаю. С другой стороны, я знаю, что если не открою вам тяжкого преступления, то тяжело вас оскорблю и выкажу мало заботы о вашей чести.
Услышав такое от советника, султан настоятельно просил его тотчас обо всем поведать.
– Коли вы так хотите, – сказал советник, – я должен подчиниться вашему слову. Итак, знайте, что я не раз примечал, что ваш сын весьма влюблен в султаншу, и весьма часто видел своими глазами, как он, желая познать ее плотским образом, задавал ей жестокие и великие битвы; вот и вчера я видел меж ними злейшую распрю по этой причине. И чтобы вам легче было в том удостовериться, пойдите к султанше, которая, я уверен, если вы настоятельно спросите, тотчас вам все откроет, затем что она, сколько я мог видеть, больше не может сносить наглость злонравного юноши.
Когда советник кончил свою речь, султан, воспалившись гневом, негодуя на оскорбление, которое сын покушался ему нанести, отправился в покои к жене и застал ее плачущей навзрыд. Он спросил о причине ее скорби, и она, притворяясь, что не хочет ему открыться, просила его уйти и оставить ее в жалком ее состоянии. Но он, зная от советника причину ее скорби, утешал ее ласковыми речами и любезно просил поведать, какое несчастье с ней приключилось.
– Коли вы мне велите, – отвечала ему скверная и злонравная женщина, – знайте, сир, что в целом свете нет больше верности ни в ком. Ведает Бог, что из уважения к вашей и моей чести я решилась погрести в вечном молчании тяжкое злодеяние, о котором ныне собираюсь вам поведать. Но так как вы велели мне открыть тяжкое мое злосчастье, знайте, что много дней ваш неверный и коварный сын тяжко докучал мне, чтобы я согласилась на бесстыдное его желание, и ради этого много раз задавал мне жестокие и великие битвы. И вчера, когда я одна вошла в сад, чтобы немного утешиться, злонравный юноша, притаившийся за кустом, на меня набросился, и с каким трудом я вырвалась из его рук, одному Богу ведомо. Посему вам не следует удивляться, если я, проводя жизнь столь несчастную и прискорбную, пребываю в непрестанной печали и горьких слезах.
Из слов своей злонравной жены султан уверился в правоте обвинения, возводимого советником на невинного юношу, и, утешив ее обильными речами, обещал, что впредь его сын не будет докучать ей ни по этой, ни по какой другой причине. Уйдя от нее, он призвал советника и приказал на другое утро в ранний час срубить сыну голову с плеч. Этот приговор показался вероломному советнику чрезмерно жестоким, и он сказал:
– Увы, сир, слишком сурово и жестоко хотите вы наказать сына, учитывая в особенности, что он не исполнил своего нечестивого и постыдного желания. Посему мне кажется, что вы в должной мере покараете его злонравие, если, выслав его из ваших земель, приговорите к вечному изгнанию.
И хотя султан, горевший яростью и гневом, не желал принимать этот совет, однако, увещеваемый обильными речами неверного советника, напоследок согласился. На другое утро он объявил невинному юноше, что тот в восемь дней должен покинуть пределы страны, и велел под страхом смерти никогда не возвращаться. Юноша, который, уходя из сада, заметил, что злонравный советник и порочная султанша его увидели, и догадывался, что в этом причина его несчастья, взял несколько своих украшений и колец и без промедления покинул земли отца; странствуя в глубокой меланхолии, он за семь дней добрался до деревни, подвластной другому государю, где встретил трех путешествующих юношей и присоединился к ним.
Когда они наутро пустились в путь, в долгой беседе, которую они вели, сын султана услышал от одного из путников, что-де тот знает секрет, как видеть всех вокруг так, чтобы его самого никто не видел. От второго он услышал, что тот знает другой секрет: как всякий раз, когда ему вздумается, заставить демонов мчаться ему на службу. И от третьего – что он знает некие слова, от которых, стоит их произнести, его лицо делается похожим на любое, какое ему угодно, и еще другие, сказав которые он усыпит всякого, кого захочет. Раммо, однако же, едва мог поверить их речам, а потому сказал:
– Как могу я
