— Еще увидишь, — пообещал Тобиас, расплывшись в улыбке. — Терпеть не могу тяжелой работы, домашним слугам намного легче. Поэтому я и стараюсь угодить дворецкому.
— Бог в помощь, — равнодушно отозвался конюх.
— Хотите, я и вам чем-нибудь помогу? — спросил Тобиас. — К примеру, подержу лошадей? Я умею с ними обращаться.
— Мне надо отойти по нужде, — сказал парень. — Отнеси одеяло Эшмолу и возвращайся.
— Есть, сэр, — пообещал Тобиас, вытащив одеяло и направляясь к дому. — Что за чудное одеяльце! Нежное, как спинка у младенца. Наверное, это горностай или какой-нибудь другой ценный мех. — Поднявшись по ступеням, он отдал одеяло домашнему лакею и сказал: — Это просили отнести в прачечную.
— Для этого вовсе не обязательно было использовать парадный вход, — заметил ему позже конюх, передавая поводья. — Эшмол взгрел бы тебя за это.
— Да, кажется, он предупреждал меня, — отозвался Тобиас, поглаживая нос одной из лошадей.
— Я пошел, — сказал конюх, завернув за угол. — Передашь поводья мистеру Сеффлу, кучеру, он сделает с лошадками круг. Они уже наготове, и им надоело топтаться на одном месте.
Но к моменту появления кучера Тобиас предпочел спрятаться под сиденьем. Лошади, почуяв свободу, чуть было не рванули, подбежавший мистер Сеффл едва успел придержать их. Из своего укрытия Тобиас слышал его ругательства и реплики взбудораженных конюхов. Это длилось недолго, пока кучер не вскочил на козлы. Сделав круг, карета снова остановилась у парадного входа. До него донесся раздраженный голос герцога: «Ты смеешь утверждать, что Эшмол отважился дать поручение моему сыну?»
Тобиас не мог сдержать усмешки. Он знал, что его отец не страдает избытком великодушия. Вильерс казался ему похожим на рыкающего хищника.
Он хорошо помнил, как Вильерс отделал его работодателя Гриндела, заставлявшего мальчика выуживать разные блестящие штуки из смрадной слизи и выворачивавшего его карманы, чтобы он не утаил какого-нибудь злосчастного золотого зуба. Гриндел с грохотом свалился на землю от герцогского удара, сломав себе несколько ребер.
Теперь Вильерс кричал, что Эшмол лишится своего места, если будет третировать его сыночка, как слугу. Как будто он надеялся, что все забудут, что перед ними бастард! Это выглядело комично, но Тобиас был доволен таким истинно отцовским проявлением чувств.
Наконец он услышал скрип и понял, что Вильерс уселся на сиденье поверх него. Мальчик планировал обнаружить свое присутствие, лишь когда они выедут в лондонские окрестности, но не успели они миновать и квартал, как крышка была отброшена. Тобиас не поднимал головы, опасаясь увидеть гнев в глазах отца. Оба умели выдерживать паузу, но сейчас, пожалуй, она затянулась. Тобиас, как более молодой, заговорил первым.
— Эшмол не виноват, он не давал мне никаких поручений, — решил он предотвратить обидные последствия своей шалости. — Как ты узнал, что я здесь?
Герцог приподнял бровь:
— Сначала в доме появился никому не нужный дорожный плед, а потом обнаружилось исчезновение чересчур бойкого мальчишки. Плюс к этому — пламя в детской. Эту головоломку было нетрудно разгадать.
Тобиас с понурым видом вылез из ящика с пледами. Он решил, что отец сейчас прикажет кучеру поворачивать назад и высадит его у подъезда с разъяренными конюхами, которые могут его побить. Но этого не случилось.
Отец снова уткнулся носом в маленькую книжку.
— Ты не хочешь отправить меня назад? — спросил мальчик.
Герцог внимательно посмотрел на него:
— Мне показалось, что ты очень хочешь сопровождать меня, разве не так?
Тобиас хотел все объяснить, но герцог жестом остановил его:
— Не пытайся оправдать себя, в этом нет нужды. Я понимаю, что после тех острых впечатлений, связанных с риском для жизни, которые ты получал на дне Темзы, размеренная жизнь в нормальном доме показалась тебе чересчур пресной. И постоянное присутствие шестилетней малышки тоже не могло улучшить твоего настроения.
— Она согласилась поддержать меня в это утро; я попросил, и она сделала, — признался мальчик.
— Ах да, пожар! Ты мог бы попросить ее не трогать старинные макеты, развешанные на западной стене. Им около сотни лет. Эшмол очень расстроился, увидев, что они испорчены.
— Они наверняка покрылись плесенью, — сказал Тобиас. — Какая от них польза? Я должен предупредить ее, чтобы она не сжигала книжку Колина.
— Она сожгла все книжки в детской, — сказал Вильерс.
Тобиас понимал, что извинением ничего не исправить, и все же попытался. Вильерс пожал плечами:
— Только бы у нее снова не возникло желания так позабавиться. Надо не спускать с нее глаз в ночь Гая Фокса на пятое ноября.
Тобиас немного успокоился.
— Мы едем в Кент, чтобы встретиться с твоей женой?
— Она пока мне не жена. Я должен выбрать одну из леди, решить, какая из них станет лучшей матерью для тебя.
— Я не нуждаюсь в мамочке, — усмехнулся Тобиас. — Мне уже тринадцать.
— Вайолет нужна мать. — Герцог перевернул страницу. — И еще двум близняшкам, которые гораздо моложе тебя.
— Мальчики или девочки? — спросил Тобиас.
— Девочки.
— А кем была моя мать?
— Она была умница и красавица, — уклончиво ответил герцог.
Тобиас замер, надеясь услышать продолжение. Но Вильерс продолжил чтение.
— Ты свалял дурака, — произнес Тобиас в тишине кареты.
В первый момент герцог не шелохнулся, затем повернул голову, внимательно разглядывая его.
— Что ты имеешь в виду? Мои отношения с твоей матерью или то, что я не сумел хорошо позаботиться о тебе?
— Почему ты не женился на ней? — Он примерно знал ответ, и все же не мог удержаться, чтобы не спросить прямо об этом.
— Не мог. Она была оперной певицей и моей любовницей, итальянкой с бурным темпераментом. А поэтому не являлась леди в строгом смысле этого слова.
Тобби казалось, что он сейчас ненавидит отца. Ему не нравились отполированные носки его туфель с нарядными пряжками и роскошный камзол из плотного шелка.
— Успокойся, — сказал Вильерс, отложив книжку. — Она не слишком утруждала себя заботами о тебе. Она была артистической натурой и материнских чувств не испытывала. Но она полагала, что с тобой все в порядке, что я хорошо позаботился о тебе. Она верила в это.
— А тебя подвел твой стряпчий?
— Да. В отличие от других детей ты был рожден в моем загородном поместье. Она прибыла на гастроли в Англию, а когда они закончились, осталась погостить у меня на какое-то время вместе с некоторыми друзьями из своей труппы. Она была знаменитой оперной дивой, Тобиас. А потом уехала и умерла в Венеции во время приступа малярии. Она очень много пела на закрытом концерте в доме дожа, а потом долго не могла успокоиться и бродила под открытым ночным небом. Схватила лихорадку и скончалась через несколько дней.
