руками Алекс, находясь не в маленькой компании.
Я отнекиваюсь, желая немного в одиночестве побыть, но у других на меня иные планы, иначе, как объяснить, что меня силой подталкивают к входу.
— Чего замерла? Тебя позвали, и кстати, — шепчет мне на ухо, — советую не обижать мою сестрёнку, — подмигнув, берёт за руку и везёт меня в ту самую толпу молодых людей, которой я только что всеми возможными жестами отказала.
Мы доезжаем до них, и нас чуть ли не встречают с овациями: похлопывают по спинам и втискивают в круг общения. Образовалось кольцо.
Приходится также как и остальным нагнутся к центру, чтобы разобрать о чём там говорят.
— Так теперь нас двенадцать. Вы же играете? — Парень обращается к нам с Алексом.
— Ещё бы, — ухмыляется он.
— Что? — Одёргиваю его руку. Об этом мы явно не договаривались. Про планы, разумность помню, но вписываться в какую-то авантюру добровольно — не-а, я на это не соглашалась.
— Зайчонок, ты снова испугалась? — Поворачивает голову и с вызовом смотрит мне в глаза.
«Ой, не надо только на меня давить»— так и хотелось сказать, однако промолчала. Струсила. Снова струсила. И потому вновь принялась делать то, что привыкла: бежать, и меня никто не остановит. Андрей не любит играть в догоняшки. Обычно ждёт, когда сама отойду. Разводить костры — это не его тема. Вот тушить зародыши огня, то бишь искры, он делает, как за здрасте: быстро, не моргнув и глазом, и без зазрения совести на утро ведёт себя как ни в чём не бывало.
А здесь мне другая стихия под руку попалась. Не земля, не вода…Что-то между огнём и воздухом: и разжигает во мне пламя и обжигает меня своим прикосновением.
— Далеко решила ускакать? — Его рука крепко впивается в мой локоть.
— Я не буду играть, — мотаю головой, осматриваюсь, определяя в какой конкретно угол бежать.
— Ты даже не узнала, во что именно, и уже дёру дала, — смеётся, от чего становится обидно.
— Чего ты за меня зацепился, иди с друзьями играй, я тебе для чего? — И горячего шоколада не надо, я уже внутри вся согрелась. Этот парень умеет во мне вызывать настоящую горячку. Можно смело шапку и шарф с себя срывать. Они лишние.
— Может хочу хотя бы этот новый год запомнить, — звучит, как чисто сердечное признание. Только вот в чём, я так и не поняла, потому что из моего рта уже летит ответочка.
— Ааа, и поэтому решил с трусливым зайчиком поиграть? Ну да, так и вправду будет веселее. Можешь и телефон достать и запечатлеть эти моменты. Я даже попозирую тебе.
— Ты закончила? Если да, то возьму слово. Эти ребята, — встав в полуоборот, открывает мне обзор на всю компанию, — которые на нас сейчас так пристально глядят и думают про себя, что мы обычные сорившиеся на людях влюблённые голубки, часто сюда приезжают. И ежегодно проводят на этом месте, — указывает на наши ноги, — дни игр на льду. Пару лет я уже пропустил, сегодня не собираюсь. Заставлять тебя не буду. Хочешь вечно прятаться в норке или за спиной Андрея, играя его верную жену, то удачи. Если всё-таки хочешь побыть самой собой, то вперёд к нам. Играть в пятнашки на льду довольно весело. Возможно, ты об этом не пожалеешь. А выбор всегда за тобой, зайчонок, — и оставляет меня одну, сам же присоединятся к ребятам, красуясь передо мной своей широченной спиной.
И как только я еле слышимо фыркнула на его громкое заявление в мой адрес, моё тело уже мчалось домой. Но две фигуры вдали, идущие под ручку и явно смеющиеся, заставили меня застыть, будто я просто-напросто ледяная скульптура, украшающая этот каток: красивая, привлекательная, но никому особо и не нужная.
Зря я, наверное, не приняла приглашение Андрея провести для дамы экскурсию. По их лицам, можно судить, что она отлично состоялась. Хотя, если была бы с ними я, то скорее всего…
Сердце тут же пронзает болью от своих собственных умозаключений. И, кажется, под ногами начал трескаться лёд. И год жизни утекать в эти щели.
— Что мы с тобой творим, Андрей? — Осуждающее покачиваю головой.
И я вовсе не ошиблась в местоимении. Здесь всё правильно: не он, а мы. А всё, потому что я на удивление самой себе сегодня не намерена убегать это уж точно. Тем более плакать, догонять их, унижаться, истерить, а в дальнейшем во всю глотку орать и бить посуду.
Пора выдохнуть и заново вдохнуть. Говорят, утро вечера мудренее, вот, завтра и будем со всем этим разбираться. По мне, будет честнее, если нам обоим будет хорошо.
— Я в игре, — сильно стиснув зубы и впервые ощутив свои острые клыки, громко произношу, продолжая провожать Андрея взглядом и желая им хорошего вечера.
После выраженного согласия, с имеющейся в голове уверенностью, земля под ногами резко стала вновь твердеть и превращаться в лёд. Кажется, это хороший знак.
— Я уже и не надеялся, что ты сделаешь правильный выбор, зайчонок. Ребят, — берёт меня за плечи и разворачивает к ним лицом, — плюс один, она играет. Думаю, — наклоняется ко мне ближе, — в классические пятнашки ты умеешь играть. Одно лишь различие — мы на коньках. Тёма, вон, тот парень, — указательным целится в него, — водящий. Короче, делай, что ты лучше всего умеешь: просто драпай, наш пугливый заяц.
Глава 15. Настя
Да уж, на коньках научилась кататься, а вот над реакцией надо бы поработать. Игра минуту назад началась, а я уже замороженная стою: замаяли меня. Обидно? Жутко. Вдобавок унизительно. Мне даётся минута, чтобы хоть кто-то из ребят меня разморозил, зафиксировав наше касание на три секунды, иначе я вышла из игры. Время отсчитывается на табло. Здесь к организациям игр оказался куда более профессиональный подход, чем я ожидала: судья; список участвующих лиц на большом экране; крутое освещение катка, прожекторы направлены идеально в его центр, рассеивая лучи в разные углы.
Осталось двадцать секунд, а я по-прежнему охлаждаюсь в левом верхнем углу от одиночества и скуки. Поиграла называется. Вижу, что ребята гоняют, как бешенные от водящего. Никто и близко ко мне не приближается. Понятно, что рисковать никому неохота, ну хоть кто-то бы постарался сделать вид моего спасателя.
Отчаявшись, я припарковала свой локоток у ближнего бортика, приперев на свою руку тоскующее личико. Даже просмотр игры не впечатляет.
За пять секунд до выхода я была уже готова принять поражение, не могу сказать, что достойно, потому что опущенная голова, грустные
