– никогда… - По лицу отца пробежала тень. – Так, давай-ка за дверь, сейчас большие дяди будут играть с различными приборами, и не думаю, что твоему отцу будет приятно предстать перед тобой абсолютно обнаженным.
Я кивнула, оставляя «больших дядей» за дверью. Роман Юрьевич подошел к окну, чтобы прикрыть жалюзи, и неожиданно подмигнул мне с самодовольным видом.
Ночь была выматывающей, зато утро принесло некоторое облегчение.
До общежития я добралась только в десятом часу утра и вырубилась, едва донесла свое тело до кровати.
- Так значит, все-таки ты и Шевцов, – мы сидели с Артемом в кафе напротив больницы и смотрели друг другу в глаза.
- При чем здесь Шевцов? – я не понимала, почему чуть что наши разговоры сводились к Шевцову. – Я устала доказывать тебе, что между мной и Романом Юрьевичем ничего нет.
Я откинулась на спинку стула, отпивая латте из высокого стакана.
- Давай будем честными друг с другом. Я уже давно не мальчик и знаю, как ведут себя девушки, влюбленные в другого…
- Если ты это говоришь потому, что между нами еще не было близости…
- При чем здесь это? – он всплеснул руками, привлекая к нам внимание небольшой компании студентов, зашедших подкрепиться перед насыщенным учебным днем. – Я взрослый мужчина и умею держать свои гормоны в узде. И я готов ждать, но не в этом случае. Я не хочу, чтобы ты меня все время сравнивала с ним или, не дай Бог, представляла его на моем месте. Тебе он нравится, – сказал он непреклонным тоном. – И либо ты так и будешь бегать и от себя и от него, либо ты сделаешь правильные выводы из нашего разговора. Он меня разорвать был готов, когда ты обнимала меня.
Я молчала. Смотрела на мужчину напротив, который, по сути, разрывал наши отношения, и не испытывала даже толики тех эмоций, когда Шевцов выставил меня за дверь.
- Ты так и будешь отрицать существование чувств к Шевцову или все-таки обдумаешь сказанное?
- Я не знаю, – я смотрела на пенный остаток в бокале и размышляла. – Я никогда не думала о Романе Юрьевиче, как о мужчине. Но ты… ты же мне нравишься. – С каким-то отчаяньем в голосе сказала я. – Я же знаю, что испытываю к тебе.
- Уверен, я покорил тебя своей харизмой и несравненной красотой, - он улыбнулся и положил свою руку на мою. – Но ты же большая девочка. Перестань прятаться от себя. То, что ты никогда не рассматривала Шевцова как мужчину, еще не значит, что подсознательно ты не надела свадебный наряд и не поставила его рядом с собой около алтаря. И судя по всему, он тоже гонит любое проявление своих чувств по отношению к тебе, кроме ревности. Ревность замаскировать не так просто. – Он задумчиво покрутил чашку с капучино, а потом улыбнулся шальной улыбкой. – Никогда не думал, что буду объяснять девушке, которую считал СВОЕЙ девушкой, как соблазнить другого мужчину.
Я печально усмехнулась.
- Не знаю, как тебе, а мне эти пара дней, что твой отец находится у нас в больнице, показали очень многое.
Отец шел на поправку. Ему вытащили трубку из горла, сняли водитель ритма, но вот с мозговой деятельностью дела оказались не так хороши. У папы появились небольшие провалы в памяти из-за удара, а еще он периодически отключался от реальности. Невролог, Наиль Гурамович, надеется, что это последствия сотрясения, но давать положительные прогнозы не решается. Ольга не смогла уговорить отца перебраться в семейную клинику, где ему предоставили бы - лучший уход, чем в обычной городской больнице. Папа был непреклонен. Возможно, в этой больнице был ближе к маме, которую любил до сих пор, да и мое присутствие явно скрашивало его пребывание. Мы старались не говорить о конфликте между нами, но в словах и действиях отца постоянно сквозили грусть и сожаление. А еще он гордился мной. Гордился моими успехами. Оказалось, что многие врачи, которые еще знали маму, были знакомы и с отцом, рассказывали ему о моих успехах, неустанно ахая и охая, что не опознали во мне семейную черту.
Все эти дни Шевцов был рядом. Каждый раз он неизменно оказывался поблизости, чтобы помочь или поддержать. А я воспринимала это как само собой разумеющееся. Ведь он пять лет был рядом. Он пять лет помогал мне. Но только после слов Артема я поняла, что это отношение ко мне вызвано не только вниманием доброго учителя по отношению к своей ученице.
- Вижу, что поняла, о чем я говорю, – Артем самодовольно улыбнулся.
- Пан или пропал? – спросила я.
- Пан, – ответил он, хлопнув по столу.
«А что, - думала я, собираясь в больницу, - либо даст от ворот поворот с порога, либо…» - а вот про это либо я старалась не думать. Даже когда со всей тщательностью подбирала гардероб, ни о каких «либо» старалась не думать, но отчего-то это «либо» теплом разливалось по телу.
«Либо пошлет, либо нет», – наставляла я себя, подходя к корпусу кардиологии. «А что я ему скажу?!» – я остановилась перед дверью в отделение, не решаясь толкнуть ее. «Скажу спасибо, а дальше видно будет», - я толкнула дверь, отрезая для себя пути отступления.
После разговора с Артемом я еще долгое время размышляла на тему того, что же делать дальше. Перво-наперво необходимо было решить, что же все-таки я испытываю к Шевцову, и если убрать все морально-этические аспекты наших отношений, то разобраться в том коктейле из чувств оказалось крайне тяжело, но все они, определенно, были теплыми и светлыми. Всепоглощающая нежность, тепло, симпатия и даже больше. Он нравился мне внешне, хотя ничего особо выдающего в нем не было. Но, как оказалось, не для меня. Я настолько глубоко ушла в свои раздумья, что не заметила, как на телефон пришла смска от Артема: «ДействуйJ». А я, улыбнувшись, пошла готовиться к судьбоносной встрече.
- Дубцова? – Роман Юрьевич сидел на диване в своем кабинете и просматривал бумаги. – Ты чего? – Спросил он, перекладывая большую стопку бумаг на угол стола. – Что-то с папой?
Я молча покачала головой, закрывая за собой дверь на замок.
- Ну тогда проходи, – он кивнул на диван, а сам поднялся для того, чтобы включить чайник. – Чай будешь?
Горло сдавил спазм, а губы пересохли. Я смогла
