борщ есть. Будешь?
– Все буду! – Я радостно кинулся мыть руки. – И побольше!!!
– Иди уже, – с улыбкой махнула та рукой. – Съешь, еще положу…
– …Вот так я и попал к ментам. – Одновременно хлебать и говорить было нелегко, особенно потому, что борщ получился ну очень вкусным, но я старался, рассказывая маме очень подредактированную историю моих приключений, где не было ничего опасного для жизни, а был маньяк, попытавшийся изнасиловать девчонок, и я в роли героя-спасителя. – Этот злыдень писюкатый головой долбанулся, ну, его в больничку, а ментам что, они сразу мне убийство шить давай. Но потом разобрались, оказалось, на нем десяток случаев в разных городах, и им КГБ занималось. Они дело у ментов забрали, ну и меня заодно. Допросили по новой да отпустили. А за помощь в поимке злодея вон костюм спортивный подарили. «Пума», между прочим.
– Я видела, – кивнула мама. – Дорогая вещь.
– И не спросила откуда. Думала, украл? – Я посмотрел ей прямо в глаза, и мама, не выдержав, отвела взгляд. – Нет, я его честно заслужил. И вообще, со шпаной и криминалом завязал.
– Да ты много раз так говорил, – смахнула слезу та, не поднимая глаз. – И все без толку. Погуляешь да опять с тем же Земой телефоны отжимать пойдешь.
– На этот раз железно все. – Я доел остатки борща. – Каленый Зему подбил меня на перо посадить.
– Да что ты говоришь?! – подскочила мама, с ужасом глядя на меня. – Коля не мог…
– Твой Коля конченое мудло, – я зло оскалился. – И если он у нас в доме появится, я ему шею сверну. Своими руками. Я же не сказал тебе, что инициировался? Так что я теперь Юниор, и Зему только что в больничку отправил, и корешей его тоже.
– А если они заявят? – Мама без сил рухнула на стул, испуганными глазами глядя на меня. – Тебя же посадят.
– Не заявят, – я ухмыльнулся. – Их десять человек было, и все с ножами. Да и западло это, но от Земы всего ожидать можно. Дерьмо он, а не человек, как и все воры, в принципе. А я с криминалом завязал. Железно. Буду экзамены сдавать и дело свое начну. Есть кое-что на примете. Так что не бойся. А Каленого чтобы у нас не было. Так ему и передай: увижу – прибью.
– Сынок, но он же тебя растил, – начала было мама, но я жестко ее перебил:
– Ни хрена! – И от избытка чувств саданул по столу так, что тот жалобно хрустнул. – Это ты меня растила! Каждую копейку мне отдавала. А этот гондон только из тебя последнее тянул! А то, что он пару раз конфет принес, так пусть подавится! Я их ему во все щели запихаю! Давай-ка собери его шмотки, я их вон дяде Лене закину. У него и заберет, если надо будет.
– Ты уверен? – несмело поинтересовалась мама, слишком ошарашенная моим напором и резкими изменениями в жизни. – Что-то мне страшно, сынок. Коля вор, а у них совести нет. Как бы беду не накликать.
– Страх зато есть, – криво усмехнулся я. – Если будет к тебе приставать, я его мехом внутрь выверну. Силенок хватит. Так ему и передай, если появится, а лучше сразу мне позвони. Я приду и сам все решу.
– Ох, Семушка, – снова вздохнула мама, – я даже не знаю…
– Мам. – Я успокоился и взял ее за руки, заглядывая в глаза. – Просто поверь. Все у нас теперь будет хорошо. Я не дам тебя в обиду. Прости дурака, что так долго мотал тебе нервы и не давал жить нормально. Но я исправлюсь. Уже начал. И дальше все будет только лучше.
– Я уже думала, не доживу до этого, – вдруг разревелась мама, всхлипывая и вытирая слезы передником. – Прости меня, сыночек. Это я во всем виновата. Если бы я не привела Колю, если бы следила за тобой, то разве бы ты стал хулиганом? Прости меня…
– Мамочка, милая, – я кинулся обнимать ее и успокаивать, гладя по волосам. – Ну прекрати! Ты ни в чем не виновата. Это все я, балбес. Ну все, успокойся. Ну пожалуйста.
– Все, все, сыночек. – Мама вытерла слезы, лучезарно улыбаясь. – Все, видишь, я уже не плачу. Ты кушай, кушай. Проголодался, небось. А я пойду вещи соберу. Ты прав, не надо ему у нас больше оставаться. Мы и сами проживем. Да и не помогал он толком никогда. Только дружков своих водил да водку жрал. А я каждый раз тряслась, чтобы по пьяни с нами ничего не сделали.
– Я тоже боялся, что тебя тронут, – я грустно улыбнулся в ответ. – Думал, тогда буду бить тем, что под руку попадет. Даже если меня самого убьют, тебя в обиду не дам. Ты же у меня одна, родная. Никого у нас больше не осталось.
– Видел бы тебя твой отец, – снова всхлипнула мать. – Он бы сейчас гордился тобой.
– Ты же говорила, что не знала его. – Я завис с вилкой в руках над тарелкой с дурманяще пахнущей курицей. – Или это неправда?
– Прости меня, Семочка, – мама отвела взгляд. – Боялась я. Отец твой погиб на войне. В Корее вроде, или где-то там, я не знаю, мне не сказали. А его родители в больших армейских чинах. Им сирота из деревни, да еще и с приплодом, не была нужна. Вот и предупредили меня, чтобы молчала. Да так, что я на всю жизнь это запомнила. Не проси, не расскажу. А Паша мой как улетел, так и не вернулся. И тебя даже не увидел.
– Понятно. – Я от злости так сжал кулак, что случайно погнул вилку. – Ой, извини. Сейчас поправлю.
– Семочка, ты действительно пробудился? – Мама с удивлением глядела, как я пальцами выправляю вилку. – И что теперь будешь делать?
– Да ничего, – я пожал плечами. – Надо на учет встать в обществе энергетов, капитан Тихомиров обещал с тренировками помочь. Адрес дал. Схожу завтра после школы, посмотрю, что и как. И буду развиваться потихоньку.
– У нас на работе энергикам приплачивают, и хорошо так, – с чуть слышной завистью в голосе вспомнила мама. – Разрядникам почти по сотке, а кандидатам в мастера так и все сто пятьдесят!
– Ну, вот видишь, – я улыбнулся, – я же говорил, что у нас все хорошо будет. И тебя в обиду не дам, и зарабатывать буду. Так что не переживай. Все наладится.
– Ох, твои слова бы да богу в уши, – опять вздохнула мама. – Ладно, кушай, а я пойду. А то Ленька опять нажрется и ничего не вспомнит.
Мама ушла собирать вещи сожителя, а я все-таки
