Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
принадлежавшего Рокфеллеру нью-йоркского «Чейз Банка», обслуживавшего «Стандарт Ойл», также входил в совет директоров компании Синклера.
В начале 1920-х Гарри Синклер встречался в Лондоне с советским представителем Л. Красиным. В результате переговоров Синклер вместе с американским сенатором Альбертом Фоллом и Арчибальдом Рузвельтом отправился в Москву, где заключил соглашение о предоставлении концессии на разработку богатейшего месторождения в Баку, а также прав на разработку нефтяных месторождений острова Сахалин и об учреждении совместно с советским правительством компании с равными долями участия, чтобы поровну делить прибыли от продажи нефти за границей.
Группа Синклера согласилась вложить в проект не менее 115 млн. долларов и получить в Соединенных Штатах крупный кредит для советского правительства. В Москве было известно о тесных связях Синклера с президентом Хардингом и республиканской администрацией в Вашингтоне. Для предоставления кредита требовалось дипломатическое признание России со стороны США, нарушавшее международную изоляцию Советского Союза. Синклер согласился на это, и Хардинга убедили признать советское правительство.
Однако внезапно в Вайоминге (по некоторым сведениям, не без тайной поддержки представителей «Шелл» Детердинга) разгорелся скандал, равный по своему размаху никсоновскому «Уотергейту»: Синклер, Фолл и даже президент Хардинг были обвинены в предоставлении под разработку выгодных участков на месторождении Типот-Доум в Вайоминге, являвшемся собственностью правительства США. В последовавшей шумихе в средствах массовой информации и в ходе расследования, проведенного конгрессом, никто и словом не обмолвился о примечательном совпадении: скандал вокруг Типот-Доум всплыл, стоило лишь Синклеру и США увести выгоднейшую концессию в Баку из-под носа у Детердинга и англичан.
Как раз в то время, когда Хардинг готовился объявить об установлении дипломатических и торговых отношений между США и Советской Россией, 14 апреля 1922 года на первой полосе «Уолл-Стрит Джорнэл» появилась статья о скандале с Типот-Доум и участии в этом деле Гарри Синклера. Не прошло и года, как Хардинг умер, и смерть его сопровождалась странными обстоятельствами. Администрация Кулиджа отказалась от Синклера и бакинского проекта, а заодно и от планов признания России. Были все основания подозревать, что блокирование американского предложения, позволявшего США играть доминирующую роль в разработке российских нефтяных месторождений, было делом ловких рук британской разведки.
Германия пытается обойти англичан
Вот в такой обстановке должна была проходить Генуэзская конференция, в ходе которой британские деловые круги, учитывая провал американской попытки, предполагали одержать победу в борьбе за контроль над огромными ресурсами Советского Союза.
Однако за время многонедельных дискуссий в Генуе Ратенау и советский нарком иностранных дел Г. В. Чичерин подписали всеобъемлющий договор, не поставив об этом в известность правительства Британии, Франции и США.
Ратенау отнюдь не считал договор с Советским Союзом наиболее предпочтительным вариантом развития событий. Еще занимая должность министра восстановления экономики Германии после Версаля и стремясь дать экономике Германии вновь встать на ноги, он неоднократно направлял ходатайства и предложения в адрес британского и других союзных правительств, чтобы начать выплату военных репараций, установленных Версальским договором, из выручки от экспорта. Его прошения раз за разом отклонялись. Более того, в 1921 году правительство Британии установило 26 %-ную запретительную пошлину на ввоз любых товаров из Германии, создавая новые препятствия немецким попыткам выработать реалистичный порядок выплаты долгов.
Видя со стороны англичан и французов лишь новые угрозы применения силы, Ратенау, отпрыск известного в Германии семейства инженеров и бывший председатель крупной электротехнической компании «АЕГ», решил разработать стратегию, которая позволила бы восстановить промышленность Германии за счет экспорта продукции тяжелой промышленности в Советскую Россию.
После Версаля немецкое правительство, учитывая разруху, царившую в послевоенной экономике Германии, считало дефицитное финансирование необходимой временной мерой. По сути, «Рейхсбанк» печатал деньги, чтобы покрыть потребности государства, создавая ситуацию, когда в начале 1920-х годов в Германии поток денежной наличности рос быстрее, чем темпы промышленного производства. Результатом неизбежно стала инфляция, но любые альтернативные варианты практически означали экономическое самоубийство государства.
Как было прекрасно известно Ратенау, уже сами по себе затраты на проигранную войну подготовили почву для опасного инфляционного процесса. К 1919 году золотое содержание рейхсмарки упало до половины довоенного уровня. Официальная статистика показывала, что вследствие войны инфляция оптовых цен составила 150 %, а на черном рынке цены были намного выше. Война финансировалась за счет огромного внутреннего долга государства перед населением. В отличие от Британии, которая могла финансировать ведение войны из иностранных источников (особенно с помощью нью-йоркской фирмы «Дж. П. Морган и компания»), Германия была отрезана от основных кредитных рынков.
Кроме того, после войны победившие союзники методично лишили Германию важнейших экономических ресурсов. Все ее ценные колонии, особенно Танганьика и Юго-Западная Африка, были отобраны Британией. Растущие рынки Османской империи, открывавшиеся благодаря достройке Багдадской железной дороги, исчезли. Сама же Германия лишилась важнейшего собственного источника железной руды для сталелитейной промышленности в Эльзасе и Лотарингии и в восточной части страны, в том числе в богатой минеральными ресурсами и сельскохозяйственными землями Силезии. По итогам Версаля Германия утратила 75 % добычи железной руды, 68 % добычи цинковой руды, 26 % угледобычи. Больше не было эльзасских текстильных предприятий и калийных рудников. После Версаля союзные державы забрали себе весь торговый флот, одну пятую часть речного транспортного флота, четверть рыболовного флота, 5 тыс. локомотивов, 150 тыс. железнодорожных вагонов и 5 тыс. грузовых автомобилей. Все это делалось под предлогом взимания с Германии «военных репараций», размер которых пока не был установлен.
В мае 1921 года комиссия союзников по репарациям собралась на совещание и подготовила так называемый «Лондонский ультиматум» – «окончательный» план выплат, требуемых от Германии. В нем устанавливалась совершенно астрономическая сумма репарационного долга Германии победившим союзникам – 132 млрд. золотых марок. Даже британский эксперт по репарациям Джон Мейнард Кейнс считал, что эта сумма более чем в 3 раза превышает ту, которую Германия способна выплатить. Ежегодно на репарационный долг дополнительно начислялось 6 %. Агенту по репарациям в Берлине выплачивалась пошлина в размере 26 % от заявленной стоимости всего немецкого экспорта. Кроме того, вводился еще ряд весьма обременительных условий, таких как введение в качестве «гарантии» нескольких новых налогов. По любой части суммы репараций комиссия по репарациям могла в одностороннем порядке затребовать оплату натурой.
Документ был назван «Лондонским ультиматумом» не просто так: по его условиям в случае, если немецкий парламент откажется полностью принять поставленные союзниками беспрецедентные условия в течение шести дней, войска союзников оккупируют и возьмут под контроль сердце немецкой промышленности – Рур. Неудивительно, что Рейхстаг принял этот драконовский ультиматум незначительным большинством голосов.
Особую обеспокоенность у определенных влиятельных кругов в Лондоне относительно Рапалльского договора вызывали последствия его положений. Значительная часть немецких машин, оборудования, стали и другой техники поставлялась в Россию для восстановления и расширения добычи на нефтяных месторождениях Баку.
В свою очередь, Германия организовывала сеть совместных немецко-советских центров распределения нефти и бензина для продажи в Германии советской нефти под маркой фирмы «Дойч-Руссише Петролеумгезельшафт». Вдобавок ко всему, это позволяло Германии вырваться из железной хватки британских и американских нефтяных компаний, обладавших после Версаля полной монополией на торговлю нефтепродуктами в Германии. Ратенау никогда не отказывался от выполнения требований Лондонского ультиматума по репарациям, однако он настаивал на удовлетворении этих требований с помощью реально осуществимых мер.
Оккупация Рура
Ответ на подписание Рапалльского договора не заставил себя долго ждать. Через два дня после официального заявления о его подписании, прозвучавшего 18 апреля в Генуе, союзниками была представлена нота протеста немецкой делегации, которая гласила, что Германия сговорилась с Россией «за спиной» комиссии по репарациям.
Затем 22 июня 1922 года, чуть больше, чем через два месяца после оглашения Рапалльского договора, Вальтер Ратенау был убит на пороге собственного дома в берлинском районе Грюневальд. В убийстве были обвинены двое правых экстремистов, принадлежавших, как выяснилось позднее, к монархистской «Организации К», а само убийство было выставлено как часть растущей волны экстремизма и антисемитизма. Однако в Германии поговаривали, что за убийцами стояли «иностранные интересы», а иногда и уточняли – Британия или британские интересы. Как бы то ни было, видный государственный деятель и творец Рапалльского договора погиб, а нация испытала глубочайшее потрясение.
Британия позаботилась публично дистанцироваться от реваншистской политики французского правительства Пуанкаре, но за кулисами Англия
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
