Глава 16
- Далеко разогналась? – послышался голос Глеба за спиной, и резкий рывок за руку заставил остановиться.
Как я и предполагала, Грач назначил следующее заседание через месяц с последующим официальным оповещением сторон. То, как он одобрительно смотрел на Глеба, лишний раз убедило, что с этим судьёй Машке ловить нечего. Пожелав в уме Грачу большой и светлой любви, дабы смягчить его взгляды в женскую сторону, покинула зал и припустила к лифту. Тот оказался на первом этаже, поэтому пришлось спасаться бегством по лестнице. А спасаться было от чего.
Казарцев с лёгкостью прочитал по губам мою заветную фразу и одарил меня таким обещающим взглядом, что я пожелала не видеть его ещё пару месяцев. Передо мной уже маячил последний пролёт и спасительный выход за поворотом, но шпильки сильно проиграли мужским ботинкам и тренированным мужским ногам. Скорее всего, Глеб скакал сайгаком через две ступени, раз догнал меня, предварительно сложив документы и попрощавшись с судьёй, страдающим мизогинией*.
- Что тебе, Глеб Вадимович? – развернулась и попыталась выдернуть руку. Хотя куда там. Из его клещей, размером с лопату сделать это было проблематично.
- Мы должны поговорить, Валерия Генриховна. Предпочитаешь здесь, или отъедем в место потише?
Промелькнувшая в глазах похоть подсказала правильный выбор. Лучше подальше от людей, тем более от людей в здании суда. Кто знает, что придёт в голову больному придурку, преследующему меня после каждого заседания. Неизвестно, что его так торкает – процесс, одобрение Грача, или моя речь, но после них его срывает на похоть.
- Выбираю место потише, только убери от меня руки, Казарцев.
- Снова показываешь зубки? Знаешь же, что они меня заводят. Добиваешься дальнейшего общения в уборной?
Он продолжал удерживать в стальной хватке мой локоть и нагло скалиться в полоумной улыбке. Я закатила глаза к потолку, обругала его про себя всеми известными матерными словами и расслабилась. Смысл напрягаться и дёргаться, когда мне с ним ни в жизнь не справиться.
- Ты на своей коробчонке, или такси? – оскорбил мою малышку Глеб, толкая к выходу.
- Между прочим, моя машина очень удобна в тесном городе. Маленькая и манёвренная. Это не твой бегемот, занимающий два парковочных места, - возмутилась в ответ, защищая свою крошку.
- Ну вот, видишь, мы уже обсуждаем бытовые проблемы. Ещё час-два, и мы перейдём к выяснению, кто громче храпит во сне.
- Ээээ! Я не храплю! – не удержалась от его обвинительного тона.
- Откуда знаешь? Твой лысый уродец сказал? – разошёлся в издевательствах Глеб. – Не хочется тебя огорчать, но твоё тощее чудо скажет что угодно, лишь бы ты его не выбросила. Не красотой, так лестью.
- Придурок ты, Казарцев, - судорожно дёрнула рукой, высвобождаясь и садясь в открытую дверь машины.
- Ничего я не придурок. Просто стараюсь быть общительным и весёлым, - забрался на свое сидение и завёл двигатель. – Предлагаю сразу ехать ко мне. Последнее время наши встречи ничем приличным не заканчиваются.
- Издеваешься? – чуть не захлебнулась огромным глотком кислорода. – Нам с тобой даже дружески болтать не положено, а ты чёрте о чём думаешь.
- Хорошо. Не хочешь ко мне, поехали в «Захру». Там туалет приличный и народу в такое время не много, - продолжал сыпать предложениями Казарцев, плавно выруливая с парковки и выезжая на проезжую часть.
- Господи. Да езжай куда хочешь, - сдалась, представляя неловкость, когда придётся выходить из уборной.
Глеб довольно хмыкнул и за весь путь больше не проронил ни слова. Я безразлично смотрела в окно на пробегающие дома старой Москвы, яркие вывески закусочных, магазинов и ресторанов, и пыталась вычислить местоположение жилища Глеба. Элитностью дом Казарцева не отличался, что казалось странным с его материальным положением и возможностями отца. Обычная многоэтажка в спальном районе.
- У меня собачка, - прорезался голос в лифте. – Не пугайся. Он очень общительный и добрый.
Подходя к квартире, я рассчитывала на СОБАЧКУ. В моём понимание этим уменьшительно-ласкательным словом называют каких-нибудь шпицев, пинчеров, накрайняк, французских бульдогов, но не успела открыться дверь, как меня снесла собака размером с коня. Обосраться не позволила только гордость.
- Даниш, фу! Не смей пугать гостью! – прикрикнул Глеб, стаскивая с меня слюнявое чудовище, зализавшее мне всё лицо и переходящее на шею и грудь. Не уверена, что это было проявление радости, больше похоже на то, что пёс решил меня вымыть, прежде чем сожрать.
- Он не кусается, Лер, не бойся. Просто рад тебя видеть, - старался успокоить Казарцев, поднимая меня на ноги и втаскивая в квартиру. Я честно упиралась, зарывалась каблуками в плитку и тормозила толкательную силу сзади, но куда мне, слабой, миниатюрной девушке, против локомотива, упирающегося в задницу чем-то твёрдым. Представила, как мой лысик так же радуется, сносит с ног и обдаёт слюнями по самую жопу. Хорошо, что он у меня маленький.
Радостной агрессии Даниш больше не проявлял, если не считать грозное рычание, когда я проходила мимо его миски и разбросанных по полу погрызенных игрушек.
- Прости. Он ещё мелкий и страшный собственник, - виновато уточнил Глеб, почёсывая морду, больше моей в два раза.
- Мелкий? Хочешь сказать, что этот конь ещё подрастёт? – с ужасом выговорила, забиваясь на самый дальний стул в кухне.
- Немного ещё подрастёт, - улыбнулся, подходя к холодильнику и, открыв дверцу, рассматривая его содержимое. – Кане-корсы растут до двух с половиной лет. Данишу всего год, так что ему ещё расти и расти.
Глеб начал вытаскивать пластиковые лотки, греметь тарелками и подогревать содержимое в микроволновке, а я наблюдала за малышом, севшим под столом рядом с моими ногами, и старательно поднимала упавшую челюсть. Знаете, как сложно сидеть и не двигаться, когда здоровая башка с мощными челюстями ложится тебе на колени? Начинает чесаться всё, причём чесаться страшно, аж до зуда в зубах. И удовлетворить свои потребности ты не можешь, потому что, практически писаешь кипятком от страха.
- Глееееб… А можно его убрать куда-нибудь? – пропищала, с трудом узнавая свой голос.
- Зачем? – недоумённо повернулся ко мне. – Хорошо сидим, общаемся, зубки больше не показываем. Тихая, скромная, послушная, восточная женщина. Любо дорого смотреть.
- Глеб, пожалуйста, - взмолилась, кося глазами в разные стороны. Одним на пса, стараясь просчитать его траекторию прыжка, другим на вредного хозяина общительной животинки. – У меня трусы промокли, и поверь, не от возбуждения.
- Ну вот. Почти подошли к храпу, - ласково пропел Глеб, а затем отдал жёсткую команду: - Даниш, место!
Чудовище с надеждой в глазах посмотрело на Казарцева, притворяясь глухим, или тупым, всмотрелось в холодные глаза и строгую складку между бровями и, обиженно опустив голову, скрылось в сумраке коридора. Я громко выдохнула, поелозила на стуле, с облегчением откинулась на спинку, радуясь, что пронесло.
