протестовал, не жаловался на отравление, не попытался вернуть порцию «Слезы» в большой мир. Я одобрительно кивнул… и жадными глотками опустошил бутылку до дна. Откупорил следующую.
Заметил изумление на лице королевы.
— Это чтобы мы с тобой лучше понимали друг друга, — сказал я. — А то уж очень разные у нас с тобой были… уровни восприятия. Неплохой напиток. Одобряю.
Бросил на кровать карауку, плюхнулся в кресло.
— Вот теперь можно и поговорить. Но сразу напомню: я не колдунья, а колдун. Мужчина. Это чтобы потом… между нами не возникло недопонимания. Боярин Кир Силаев, внук Ильсинии Силаевой. Присаживайся, королева, не маячь. Так из-за чего, говоришь, тебя считают сумасшедшей?
* * *
Со слов Каталинии Восемнадцатой (слово за слово, и я переименовал её в Катю — королева на это не обиделась) понял, что причина её несчастий — неправильное воспитание. С малых лет мать растила из неё мудрую правительницу. Но мудрую не в житейском плане, а умудрённую огромным запасом плохо применимых в реальной жизни знаний.
Вместо того чтобы учиться выстраивать отношения с окружавшими её людьми, девочка проводила время с давно оторванными от нормальной жизни престарелыми мудрецами, что пичкали её стерильными теориями о том, как построить идеальное государство. Штудировала трактаты по истории, экономике и философии. Готовилась стать «настоящей» Великой Государыней: умной и справедливой — идеальной, такой, какой мечтала быть её мать.
И начала своё правление с того, что сняла с основных постов в королевстве ставленниц покойной матери. Потому что видела: они плохо справляются со своими обязанностями — всё их достоинство в славных предках и знатной родне. Поставила у руля королевства известных учёных льер, распределила руководящие должности между лучшими выпускницами столичной Академии.
Лично разработала план развития экономики королевства на двадцать лет вперёд. По расчётам, уже через три года после начала её правления благосостояние подданных королевства должно было совершить значительный взлёт. А доходы бюджета увеличиться в пять раз — в первую очередь за счёт правильного расходования средств казны и искоренению воровства.
Но уже через полтора года после похорон матери Катя оказалась в Мужской башне.
Среди подданных разошёлся слух о её неизлечимой болезни. «С ума сошла». По-иному они не смогли объяснить желание королевы распахать заброшенные ещё при её предках поля (это вместо того, чтобы как прежде закупать зерно за границей на добываемое в шахтах Ягвары золото).
«Только сумасшедшая могла допустить к власти простолюдинок», — так говорили о ней благородные льеры, вернувшиеся на министерские посты. Они присылали ей пожелания скорейшего выздоровления. И воздавали похвалы её тётушке, объявившей себя регентшей при слабоумной королеве.
«Вполне предсказуемый поворот», — так отреагировал на Катины жалобы я.
* * *
— Могу помочь тебе отсюда сбежать, — сказал я.
«Слёзы милийской девы» подействовали: меня стали интересовать не только глаза королевы. Сумасшедшая Каталиния Восемнадцатая, или нет, но фигура у неё неплохая. Руки так и чесались пройтись по манящим изгибам и выпуклостям.
— И куда я пойду? — спросила Катя. — Кто меня ждёт? Что буду делать? Работать в шахте? Я ведь только и умею: править страной. Думала, что умею. А оказалось… что я просто сумасшедшая.
Она сделала глоток из горлышка бутылки.
Как у неё это… хорошо получилось.
— Все эти россказни учительниц оказались полной ерундой. Рассуждения о благе королевства — полная чушь. Никому это королевство не нужно — не дадут соврать. Я точно сумасшедшая, раз думала иначе. А ты почему здесь очутилась?
— Очутился.
Катя скривила рожицу, махнула бутылкой.
— Я здесь дожидаюсь льеру старшую дознавательницу, — сказал я. — А вот зачем ей понадобился — точно не знаю. Есть пара предположений. Одно из них, кстати, подсказала ты.
— Какое?
Королева запрокинула голову, вливая из бутылки в горло остатки «Слёз». Одежда на её груди натянулась, чётко очерчивая манящие округлости. Края блузы разошлись, предъявив мне белую кожу с парой родинок.
Я сощурился, точно притаившийся в засаде кот, увидевший канарейку.
— Забыла? Сама ведь предположила, что меня приволокли сюда, чтобы тебя развлекал.
— Кстати!
Катя указала вверх пальцем.
— Ты обещала мне спеть, — сказала она.
— Обещал.
— Какая, блин, разница…
— Действительно, — сказал я. — К разнице мы вернёмся позже. Обязательно. Раз уж я сюда пришёл. Ну… а раз обещал — значит, спою.
Потянулся за караукой.
* * *
— Обалдеть! А это что у тебя такое?
— Говорил же, что я мужчина.
— Обалдеть. Оно шевелится!
— Можешь потрогать. Не бойся.
— Я не боюсь. Вот ещё. Дай-ка сюда эту штуку…
* * *
Проснулся от головной боли. Она пульсировала в голове, грохотала в ушах. Открыл глаза, увидел в вышине над собой покрытый сеткой трещин серый потолок. Скастовал противопохмельное заклинание — выучил его ещё на первом курсе академии. Боль исчезла — грохот остался.
Пучок золотистых волос щекотал мне щёку. Я повернул голову, упёрся взглядом во взлохмаченную женскую голову. Катя прижималась щекой к моему плечу, морщила во сне посыпанный едва заметными веснушками нос. Мы с ней оба лежали без одежды, покрытые мурашками — сквозь открытую нараспашку дверь балкона в комнату проникал прохладный утренний воздух.
Интересно девки пляшут.
Вспомнил, что происходило ночью; в мельчайших подробностях. С одобрением посмотрел на соседку по кровати. Местная королева в постели, оказывается, не хуже чем… компаньонки. Трудилась усердно, хоть и не за деньги. Потому что сумасшедшая, или из-за того, что я такой привлекательный? Спасибо «Слезам милийской девы» — замечательная и очень полезная штука.
— Это к тебе долбятся, — сказала, не открывая глаз, Каталиния Восемнадцатая. — Гадины, голова и без них болит. Спать мешают. Рано же ещё.
Бросил «нет похмелью» и в королеву.
Та улыбнулась.
Сообразил, что стук звучал не в моей голове — за стеной, в коридоре. Около двери в мою комнату. К звукам ударов добавились встревоженные голоса.
Королева удерживала глаза закрытыми, прижималась ко мне, продолжала говорить.
— Сейчас вышибут дверь, — сказала она. — Не дадут соврать. Мою уже дважды выбивали, когда я не хотела никого впускать. Вломятся… а тебя там нет. Обалдеть. Любопытно было бы взглянуть на их рожи.
— Не хочу пропустить это зрелище, — сказал я. — Пойду.
Катя перестала улыбаться. Вздохнула.
— Иди, — сказала она. — Что, интересно, им от тебя в такую рань понадобилось?
Глава 48
Спрыгнул со стены на балкон в то самое мгновение, когда
