Показывая готовые к выходу в море дромоны, Ульфор кстати и некстати подчеркивал их отличные мореходные качества. Кораблики действительно впечатляли как внешним видом, так и внутренним устройством. Формой корпуса они напоминали обычный вельбот длиной двадцать пять метров. Внутренняя планировка позволяла экипажу разместиться с королевскими удобствами. Начиная от форштевня треть корабля предназначалась для экипажа.
– Не сгорим? – указав на чугунную печку, спросил Норманн.
– Собрано надежно, с гарантией безопасности, – выступив вперед, ответил Максим.
– Сам придумал? Я о кораблях с печками никогда не слышал.
– Среди кораблестроителей оказалось много холмогорских специалистов, они свои ладьи издавна строят с печками.
– Что они могут знать о кораблестроении! – пожал плечами Андрей. – Делают для Шпицбергена плавучие дома или похожую муть.
– Не скажи. Помнишь наш разговор об «Орле»? Людей для сборки корабля привезли из Холмогор.
– Конструктивно он не похож на голландскую или испанскую работу, – согласился Норманн, – но это ни о чем не говорит.
– Сколько новостроев у причала? – с видом провокатора спросил Максим.
– Семь. Кстати, разговор шел о трех.
– Мы спустили шесть дромонов и одну поморскую ладью. Давай-ка сходим, сравнишь с ганзейским когом.
– Если только ради спортивного интереса, – безразлично ответил другу князь.
– Спортивный интерес как раз есть, – возразил тот, – или ты не заметил, что ладья трехмачтовая.
– Не слепой, сразу обратил внимание, это явный нонсенс для нынешних времен.
– Это жизнь, а не нонсенс, – хохотнул Максим. – Европейцы все еще плавают вдоль бережка, а поморы, можно сказать, разгуливают по открытому океану.
– При чем здесь три мачты?
– Глянь на бизань! – Вместо ответа друг указал на кормовую мачту.
– М-да! – воскликнул пораженный Норманн. – Никогда бы не поверил! Это что, поморы обогнали Европу на триста лет?
– Никто никого не обгонял, условия плавания определяют парусное вооружение, – тоном школьного учителя заявил Максим.
– Не скажи. – Андрей даже присвистнул. – Для изобретения гафельного вооружения португальцам с испанцами понадобилось двести лет океанского плавания.
– Они подгадывали походы под сезонные муссоны, а на севере ветер меняет направление по три раза на день.
– Сам сделал такую высокую фок-мачту?
– Я не вмешивался в работу холмогорских строителей. – Максим выразительно посмотрел на друга. – И, как видишь, получил не корабль, а настоящую сенсацию.
– Парусное вооружение действительно революционное, – задумчиво сказал Норманн, – но сенсаций я здесь не вижу.
– Правильно сказал, не видишь. Повтори свои наблюдения о закладке киля в Любеке.
– Чего тут повторять? При изготовлении киля тонкий конец лесины загибают вверх. Вот тебе и форштевень.
– А теперь посмотри на нос поморской ладьи, – усмехнулся Максим.
– Вот те раз! – Андрей даже застыл от удивления. – Действительно, ты прав! Форштевень сделан из отдельного бруса! Но как? Неужели поморы знают ридерсы и стягивают их болтами?
– Давно додумались, только стяжку делают при помощи металлического штыря с клепкой.
– Вот так сюрпризец! Чего-чего, а передовых технологий в кораблестроении я здесь увидеть не ожидал!
– Это еще не все, – продолжил довольный Максим, – корпус поморской ладьи разделен водонепроницаемыми переборками на три отсека.
– Триста лет форы! Испанцы додумались до водонепроницаемых отсеков только в семнадцатом веке!
– Так что бери, господин князь, с собой ладью, на сегодня лучшего морского корабля ты не найдешь.
– А неф? – подмигнул другу Норманн.
– Пошли на плаз, – с готовностью отозвался Максим, – чертежи готовы, настала твоя очередь рисовать детали в натуральную величину.
Прежде чем начать чертить матрицы, Норманн нашел среди кораблестроителей несколько добровольных помощников. Кратенько объяснил принцип масштабной сетки, после чего все дружно взялись за дело, а на третий день ему осталось только проверить конечный результат. До появления компьютеров на плазах всего мира работала элита судостроения, а здесь для обучения хватило пары дней.
Глава 4
Корабли для короля
Благодаря высокой квалификации кораблестроителей, позволившей им влет разобраться с принципами переноса чертежей на разметочный плаз, Норманн смог уделить время своему отцу. Практически сразу после торжественной встречи Федор Данилович изъявил желание ознакомиться с прилегающими деревушками. Причин для возражений не было, а время имелось. Норманну и самому интересно было посмотреть на происшедшие за год изменения. Единственное, что его смущало, так это полное незнание живших в деревушках людей. Прошлой осенью и зимой было недосуг вникать в быт как переселенцев, так и карелов. Неожиданно в памяти всплыла история о Наполеоне, который придумал весьма оригинальный способ повышения своего авторитета среди войск. В походе по деревням Федор Данилович с чисто прагматическим интересом заглядывал в хозяйственные постройки, пересчитывал скот, собранные на зиму припасы и товары, предназначенные на продажу. Норманн в свою очередь устраивал шоу под названием «князь-батюшка».
– Что это там за парень веселится? – спрашивал он у хозяина дома.
– Так это Кунд, у него скоро свадьба с Ангузе, дочерью Ныва, вон, пятый дом, где ворота неплотно закрыты.
– Здравствуй, Кунд, – начинал Норманн следующий раунд. – Ангузе славная девушка, поздравляю!
Затем заходил в дом Ныва и так далее. В итоге вскоре все селяне уверились в том, что князь знает каждого и заботится об их благополучии. Федор Данилович сразу обратил внимание на дружелюбное общение Норманна с крестьянами.
– Хвалю тебя, сын! Сразу видно радетельного хозяина!
– Да что я, – смешался Норманн, – здесь Николаус фон Кюстров правит.
– Земли отдал в удел, а людей не забыл! Молодец! За любовь любовью платят.
По вечерам собирались в комнате на втором этаже, читали вслух книги. В качестве чтеца выступал духовник Федора Даниловича отец Савелий. Пусть кресла были и удобными, но усидеть два часа на одном месте Норманн был не в силах. Читались написанная по-гречески книга Аристотеля «Политика» или написанная на латыни книжка «Град божий» Блаженного Августина. Иногда некоторые утверждения авторов заставляли Федора Даниловича вступать с духовником в диспут. Норманн неплохо понимал оба языка, но смысл текста от него ускользал, слишком навороченные определения и заумные поучения неумолимо вгоняли в сон. Не помогало и разглядывание богатых переплетов с золотыми или серебряными застежками. Даже вклеенные между страниц рисунки не могли отогнать неумолимо наваливающуюся тяжесть дремы. Высидеть первый вечер помогла Елизавета Карловна, а сейчас Прасковья Кирилловна. Скромненько сидя с шитьем, она время от времени поддерживала в споре то мужа, то духовника. Так вот, эта дама вышивала гладью!
