class="p1">– Что за Ефим? – не понял Анатолий Сигизмундович.
Регина наморщила лоб.
– Не знаю… Почему-то пришло в голову имя…
– Помнится, Артур Шопенгауэр писал… – начал Анатолий Сигизмундович, но Регина засмеялась и положила свою ладонь на его руку:
– Папа, не надо. Мне-то не надо ничего объяснять и доказывать. Я и так знаю, что ты очень умный. Где мне лечь спать? Я уже устала.
– Здесь, внизу, полно свободных комнат, – сказал Анатолий Сигизмундович. – Выбирай любую. Я просто буду знать, что ты здесь.
– Хорошо, папа.
Регина поцеловала его в щёку и направилась в сторону коридора.
Анатолий Сигизмундович встал, заложил руки за спину и стоял неподвижно пару минут. Затем подошёл к выключателю, погасил свет и приблизился к окну.
Там, за окном, царила полная темнота. Не было видно ничего – ни тени, ни отблеска. Впрочем, если сильно напрячься, то можно было представить в небе звезду. И она бы загорелась. И стало бы чуть светлее.
Анатолий Сигизмундович покачал головой, вздохнул и плотно задёрнул штору.
2014, Мытищи.
Сосны
«Я толстею, – думала Лена, лёжа в постели и глядя в потолок. – Трудно оставаться в форме, когда вокруг на триста километров – ни души. Плюс три килограмма за два года. Не так уж и много, но со временем будет всё хуже и хуже».
Часы на тумбочке показывали одиннадцать часов одиннадцать минут, но вставать не хотелось. Не было стимула. Разве что желание выпить таблетку, чтобы прекратилась эта непрекращающаяся, пульсирующая головная боль.
Лена спустила ноги с кровати, нащупала тапочки. Встала и доковыляла до аптечки, которая представляла собой высокий шкаф со стеклянной дверцей, доверху забитый лекарствами. Нашарила спазмалгон и поплелась на кухню.
Кофеварка почуяла её присутствие и, повинуясь заложенной программе, пустила на стол струю шипящего напитка.
– Блин! – вскрикнула Лена, отпрыгивая. – Вот дура!
Последнее можно было отнести как к кофеварке, так и к самой Лене, которая забыла с вечера поставить на место стеклянную чашу. Она вытерла, как могла, лужу, потом потыкала кнопки, чтобы сварить кофе ещё. Наконец налила себе чашку и села за стол. Лена выдавила из блистера таблетку, отправила в рот. Попыталась запить, но кофе оказался слишком горячим.
– Да что же это такое? – пробормотала она, закусив обожжённую губу.
«Должно быть, меня сводит с ума шум из подвала, – подумала Лена. – Или это противное, долгое, тягучее одиночество».
Взгляд уткнулся в стену, где прямо на розовой штукатурке были неровно нарисованы цифры – семь, шесть и ноль. Лена встала, вытерла ноль рукавом и, взяв лежащий рядом кусок угля, написала единицу. Семьсот шестьдесят один день – это слишком много. Особенно здесь.
Она взяла чашку, вышла на крыльцо, вдохнула воздух. Спустилась по деревянным ступеням, поросшим мхом, в сад. Преимущество жизни в одиночестве – можно не думать о нарядах, а весь день проводить в грязной затасканной пижаме.
Лена запрокинула голову, глядя в небо. Их крохотный участок со всех сторон окружали сосны. Лохматые верхушки далеко в вышине качались от ветра. Это успокаивало. Лена подошла к краю участка. Одна из сосен росла внутри забора, пробравшись на их территорию когда-то очень давно в виде шишки. Лена мысленно звала сосну «Боб», поскольку могучий ствол казался воплощением мужского начала.
– Привет, – сказала она, приложив ладонь к шершавой коре.
– Привет, – ответил Боб.
– Ну, как твои дела? – спросила Лена.
– Отлично, – сказал Боб. – Погода просто превосходная.
– А у меня не очень, – Лена прислонилась к стволу спиной и закрыла глаза.
– Я почувствовал, – сказал Боб. – По запаху. От тебя пахнет слезами и депрессией.
– Скажи, – сказала Лена, – в чём смысл жизни? Зачем ты живёшь?
– Всё очень просто, – сказал Боб. – Мне нужно подставлять листочки солнцу и расти, пока это возможно. А живу я потому, что мне это нравится. Я получаю удовольствие от каждого мгновения.
– Ты всего лишь дерево, – сказала Лена. – Всё молчишь и молчишь. Зачем я с тобой разговариваю? Совсем с ума сошла.
Он вытерла навернувшиеся слёзы и зашагала к дому.
– Жалко, что ты меня не слышишь, – сказал Боб.
Лена вошла в гостиную и села напротив экрана. Сеанс должен был начаться через пару минут. Она могла хотя бы причесаться, но ей было наплевать.
Монитор включился, побежала рябь. Потом сквозь цифровые шумы пробилось изображение. Володя в скафандре без шлема, небритый, сидел по ту сторону экрана, словно бы совсем близко, но на самом деле их разделяло несколько парсек. И хотя световой барьер уже давно научились преодолевать, Лена знала, что её муж вернётся не меньше чем через год.
– Привет, – сказал он, улыбаясь. – Мы долетели. Ты… – Тут он осёкся, словно разглядев её. – С тобой всё в порядке?
– Да, – сказала Лена. – Привет. Прости. Тут довольно тоскливо. Ещё у меня постоянно болит голова. И этот шум…
Володя шевельнул губами, словно хотел что-то сказать, но остановился. Потом всё-таки заговорил:
– Может быть, тебе сходить к психологу? Я понимаю, что ты там совсем одна, и…
– Ты что, думаешь, что этот гул мне мерещится? – возмутилась Лена. – Между прочим, я читала в новостях, что многие его слышат в нашей области.
– Я просто думаю, что ты начиталась дурацких новостей.
– Да, я тут одна, – сказала Лена. – И не я в этом виновата.
– Слушай, – сказал Володя, пригладив волосы. Он всегда так делал, когда пытался себя успокоить. – Я не хочу ссориться. Ты же помнишь, как мы вместе радовались, что меня взяли в эту экспедицию. Мне казалось, что ты рада за меня.
Лена почувствовала себя идиоткой.
– Да, – сказала она. – Прости. Как у вас дела? Что, там правда есть жизнь?
– А ты не смотришь телевизор? – удивился Володя. – Об этом только и говорят. Да, жизнь есть, но, похоже, только растительная. Мы так долго готовились вступать в контакт, но, похоже, не с кем. Соберём образцы – и домой.
– Это хорошо, – сказала Лена. – На самом деле… Я горжусь тобой. Просто мне тяжело. Я буду держаться. Прости.
– Всё нормально, – сказал Володя. – Я скоро вернусь. Хочешь – поживи пока у моей мамы.
– Нет, – Лена усмехнулась. – Лучше уж тут.
– Ладно, – сказал Володя. – Мне надо идти. Сейчас собираемся первый раз сами выйти на поверхность. Не грусти. Пока.
– Пока. А… Когда следующий сеанс?
– Давай завтра в это же время.
– Хорошо.
Экран резко потух, оставив её одну в пустой комнате.
Володя оторвался от монитора, вздохнул и направился к шлюзу.
– Как твоя жена? – спросила Саския, присоединяясь к нему.
– Я беспокоюсь за неё, – сказал Володя. – Что-то с ней происходит.
Они вошли в шлюз, где
