Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
в 1974 году, то есть на 6 лет позже дискуссии Дубровского и Ильенкова. В чём же дело? Почему Дубровский не стал российским Чалмерсом?
С одной стороны, такой недостаточный внутренний интерес к проблеме «субъективной реальности» в СССР, который мы, напротив, видим в англоязычной философии в то время, был связан с отсутствием необходимых научных данных о сознании и строении мозга, с закрытостью СССР, возможно, отсутствием необходимых переводов работ Дубровского. Но, с другой, нельзя не признать, что термин «субъективная реальность» внутренне противоречив, недостаточно определён.
Этот термин возник и как антитеза «объективной реальности», и как попытка узаконить в рамках марксизма роль и место сознания, для которого не нашлось места в онтологии форм движения материи Энгельса. Существенная неточность, однако, как нам кажется, заключается в отождествлении его с потоком сознательных переживаний. Ведь в этом случае оказывается, что сознание отождествляется только с субъективной стороной человека, тогда как в нём (сознании), по мнению в том числе и самого Дубровского, имеет место объективная составляющая.
Такое представление «субъективной реальности» сочетается с обыденными взглядами на сознание как на некоторый психический процесс, который сопровождается «внутренним видением», или, как сказал бы Чалмерс, который сопровождается опытом и «не проходит в темноте». В работе 2007 года Дубровский указывает: «Под человеческой субъективной реальностью имеется в виду динамический континуум сознаваемых состояний человека, временно прерываемый глубоким сном или случаями потери сознания» [Дубровский Д. И., 2007, с. 14]. Весьма интересно, что здесь Дубровский близок к тому определению сознания, которое дал другой известный философ, Дж. Сёрл, утверждающий, что «то, что я подразумеваю под «сознанием», лучше всего продемонстрировать на примерах. Когда я просыпаюсь после лишённого сновидений сна, я вступаю в состояние сознания, которое продолжается, пока я бодрствую. Когда же я засыпаю, оказываюсь под общей анестезией или умираю, мои состояния сознания прекращаются» [Сёрл Дж., 2002, с. 14].
Действительно, в обоих определениях речь идет о тех пограничных состояниях, когда, как подсказывает опыт, поток сознания прерывается и субъективная реальность как бы «не существует». Но уже сама такая постановка вопроса ставит понятие «субъективная реальность» в зависимое положение от объективных факторов. Сам Дубровский указывает: «Стоит заметить, что ряд философов, с нашей точки зрения, недооценивают объективность содержания чувственных отображений… …субъективная реальность у животных – довольно надёжный инструмент объективного отображения действительности…» [Дубровский Д. И., 2002, с. 26]. Кроме того, философ отмечает: «Разумеется, между субъективной реальностью и объективной реальностью нет непроходимой пропасти, ибо всякое явление из категории субъективной реальности существует лишь в объективированном виде, воплощено в мозговой нейродинамике, проявляется в действиях личности» [там же].
Строго говоря, состояния субъективной реальности (в понятиях Дубровского) не могут быть признаны в чистом виде состояниями только субъективной реальности или чистой субъективной реальности. Очевидно, что всякий объект восприятия содержит в себе и объективную, и субъективную составляющие. Имеет место диалектика субъективного и объективного.
Наука не впервые сталкивается со столь противоречивыми понятиями. И ряд подобных проблем был решён в рамках диалектики, как это произошло, в частности, с проблемой соотношения наследственности и изменчивости. Диалектика этих противоположностей «мучила» исследователей до тех пор, пока не был осмыслен определённым образом термин «биологический вид», который включал в себя оба понятия в их диалектическом единстве. «Вид» обладает и свойствами изменчивости, и наследственности, и сегодня это обстоятельство не вызывает теоретических затруднений.
«Биологическая концепция вида разрешает также парадокс, порождённый конфликтом между стабильностью видов в понимании натуралиста и пластичностью видов в понимании эволюциониста. Именно этот конфликт заставил Линнея отрицать эволюцию, а Дарвина – отрицать реальность видов. Биологический вид соединят в себе дискретность вида в данной местности и в данное время с эволюционной потенцией к постоянным изменениям» [Майр Э., 1974, с. 22].
Рассмотрение любого понятия, содержащего «внутреннюю» и «внешнюю» составляющую, вероятно, может подпадать под общее определение, данное В. И. Метловым: «…все особенности диалектического противоречия определяются характером отношения субъект – объект» [Метлов В. И., 2005]. Поэтому если отношение субъект – объект удаётся зафиксировать в общем «третьем» понятии (таком как «вид» в биологии), диалектическое противоречие перестаёт быть проблемой терминов и переходит в категорию научной задачи.
Так, например, понятие бесконечно малой величины стало той отправной теоретической точкой, из которой выросло всё дифференциальное и интегральное исчисление, без которого просто немыслим современный мир. Это понятие стало «третьим» по отношению к единому и многому, окончательно решив проблему движения, поставленную еще в Древней Греции Зеноном.
Дубровский обозначает проблему «субъективной реальности», её противоречивость, но, к сожалению, не предлагает понятия, которое бы как «третье» включило в себя противоречие субъект – объект. Или, как назвал это противоречие Вайцзеккер, – механизм и индивидуальность. Каждая биологическая живая система есть носитель индивидуальности, но в то же время она подчинена объективным механизмам. Ранее автор писал, что проблема сознания непосредственно связана с разрешением противоречия между позициями «от первого лица» и «от третьего лица» через «третье» [Сафронов А. В., 2015].
Возвращаясь к понятию «субъективная реальность», заметим, что если следовать внутренней логике самого понятия, то оно должно обозначать нечто, не содержащее ничего объективного, никакой части объективной реальности. Что, безусловно, отличает «субъективную реальность» (в таком понимании) от сознания, поскольку сознание суть сочетание субъективных и объективных сторон одних и тех же объектов.
Строго говоря, человеческое сознание не может быть сведено только к субъективной реальности. Уместнее говорить о сознании как о «человеческой реальности», которая содержит черты и субъективной, и объективной реальностей. Недаром в приведённой выше цитате Дубровский пишет о «человеческой субъективной реальности», хотя и делает акцент не на слове «человеческая», а на слове «субъективная».
Понимаемая таким образом «человеческая реальность» может выступать в качестве некоего «третьего», объединяющего в себе противоречивые субъект-объектные отношения. Действительно, если понимать продукты сознания как объекты человеческой реальности, то это даёт путь для выделения в этой реальности не сугубо субъективных и объективных элементов, а элементов, являющихся субъективными и объективными в той или иной степени. При этом само субъективное (в силу того, что объективное отождествляется с необходимым) становится развитой степенью случайного, неопределённого.
Возможно возражение, что оба понятия – и объективная реальность, и субъективная реальность – суть пережитки прошлого, химеры марксистской философии и, более того, сам термин «реальность» уже давно вычеркнут из актуального философского словаря. В этом смысле в классификации отечественного историка философии и авторитетного исследователя проблем сознания Н. С. Юлиной [Юлина Н. С., 2015] Дубровский был бы отнесён к традиционному реализму. То есть к такой позиции, которая, во-первых, признаёт реальность саму по себе, а во-вторых, признаёт реальность человеческого сознания. И только в этом смысле, то есть имея в виду, что реальность имеет место, вообще уместно говорить о любой форме реальности – объективной,
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
