Немного погодя Вике вручили новую пару туфель.
Сегодня утром она была в приподнятом настроении. Ходила по подиуму, будто ей действительно нравился грядущий показ, словно она снова юна и одержима миром моды, веря своим мечтам, вспышкам камер и гонорарам. Она умело переставляла ноги, рассыпалась элегантными улыбками, купалась в свете софитов.
Влад что-то там скулил в микрофон, но Вика уже не обращала на него внимания. Ерохин заглядывал несколько раз в зал и, кажется, был доволен репетицией.
–Ты обедать собираешься?– Рита поправила очки, окидывая фигуру Вики цепким взглядом.– Кстати, ответ «нет» даже не рассматривается.
–Тогда ответ «да».
–Вот и прекрасно. И без глупостей, милая.
–Ты знаешь, я хорошо о себе забочусь,– подмигнула Вика и ушла переодеваться, чтобы несколько минут спустя уже выйти на улицу, где зарядил мелкий дождик.
Она пробежалась под тёплыми каплями, забив на зонтик, и нырнула в поджидавшую её машину.
Дома на кухне привычно напевала Алиса. Она так увлеклась, что не заметила, как Вика вошла в комнату, а стук холодильника, из которого Вика достала холодную бутылку воды, испугал её.
–Господи,– тряхнув тёмным каре, девушка схватилась за сердце.– Так очередной инфаркт можно заработать.
–А, что, уже были до этого?
–Нет, слава богу.
Алиса открыла духовку, чтобы достать второе, а Вика выудила кусочек огурца из овощной нарезки на столе и положила в рот. Слегка пожевала, а затем, убедившись, что Алиса не смотрит, выплюнула в салфетку.
–Я, что, одна на обед приехала?
–Господин Шереметев дома.
–Только он?
–Лев уехал на тренировку, а госпожа Юлия ещё не вернулась, кажется, она собиралась отсутствовать до самого вечера.
Виктория вздохнула. В любом случае, у неё не было аппетита, так уж не придётся делать вид, что что-то ешь.
–Ммм… похоже мой обед не пройдёт в одиночестве.– На пороге нарисовался Шереметев.– Спасибо, что приехала составить мне компанию.
Сама не понимая почему, Виктория вспыхнула до корней волос и неловко переминулась с ноги на ногу.
–Вообще-то мне эээ… надо вернуться на работу.
–Но вы уже проработали много часов подряд, госпожа Виктория,– внезапно вклинилась Алиса.– К тому же обед уже готов, я вот собиралась накрывать на стол.
–Я уверен, Алисе будет приятно, если ты останешься и оценишь блюда, над которыми она так старалась,– почему-то Антон решил подыграть Алисе, которая активно закивала, полностью соглашаясь с ним.
Вика подумала, что оба они со своим обедом могут катиться в ад, но промолчала. В конце концов, она уже несколько раз сидела за одним столом с Антоном, кажется, ей и раньше удавалось сделать вид, что она жуёт. В искусстве притворства и обращении с едой ей почти не было равных.
Когда Алиса накрыла на стол, Антон внимательно наблюдал, как Вика реагирует на запах еды. На лице её застыло безразличие, и каким-то шестым чувством Шереметев понял, что обедать Вике вовсе не хотелось. И не его присутствие было тому причиной.
–Алиса, в холодильнике найдётся кола?
Девушка замялась.
–Обычно в этом доме не пьют колу.
–Ну, любую другую газировку принеси.
Вика сморщила аккуратный носик от его вопросов.
–Что такое? Ты не пьёшь колу?
–Во всех газированных напитках много сахара. Просто тонны. Ты знаешь, что в жестяной банке кока-колы шесть ложек сахара? Шесть!
Произнося короткую лекцию о калорийности и вреде лимонадов, Вика гоняла кусочки мраморной говядины по тарелке, даже пару раз подносила их ко рту, но клала обратно. Наконец, замолчав и увидев, что Антон за ней наблюдает, сунула один в рот, принявшись пережёвывать, но заставить себя проглотить не смогла. В конце концов, она чуть ли не покраснела от усилий, но отправила мясо в желудок, подцепила маленький круглый отварной картофель и добавила к мясу.
Шереметев заметил, как Вика заёрзала на стуле и оглянулась.
–Что такое?
–Ничего.
Антон, кажется, уже начал понимать, что происходит.
–Ты побледнела, Виктория.
–Я вернусь через минуту.
Она сорвалась с места, практически добежала до ванной, но споткнулась о палас и шлёпнулась на пол. Практически одновременно с тем её вырвало. Слава богу не на драгоценные ковры Ерохина, деревянный мозаичный пол легче отмыть, чем вывести запах из ворса. Слёзы брызнули из глаз Вики. Она чувствовала себя такой беспомощной. В любой момент может появиться Антон или кто-то из домочадцев и обнаружить её. Она доползла до туалета, взяла рулон бумаги и постаралась убрать недоразумение в коридоре.
–Больше никогда не буду есть мясо,– бормотала она.– Самое ужасное мясо в моей жизни. Я ненавижу говядину.
Когда Вика вернулась в столовую, Антон уже доел и наслаждался своей газировкой, несмотря на прочитанную ей лекцию.
–Прости, я просто… – она пыталась придумать какую-то причину, чтобы отвертеться от еды, но поняла, что её тарелки на столе нет.
–Я сказал Алисе, что ты неважно себя чувствуешь.
–Спасибо, да, думаю, я что-то съела утром, и меня стошнило.
–А что ты ела утром? То есть… ты вообще ела утром?
Вика поморгала в нерешительности, а потом решила применить привычную отмазку, что ей надо позвонить.
–Прости, мне надо идти, сделать пару звонков.
Она не смотрела ему в глаза, отвернулась и даже сделала несколько шагов, прежде чем голос Антона ударил ей в спину.
–Знаешь, когда я был ребёнком, мама говорила, что я умею быть настойчивым.
Следом за голосом её настиг сам Шереметев. Вика шумно задышала, всё ещё не оборачиваясь, но сдвинуться с места он ей не дал, обнял за талию без лишних предупреждений.
–Если мне что-то было интересно, я всегда докапывался до истины, понимаешь?
–Что я должна понять? Что ты «прикопался» ко мне? Или у меня нет шансов?
У неё перехватило дыхание, Шереметев был слишком близко, он наклонился, почти касаясь губами её уха, пока шептал ей свои двусмысленные предупреждения. Он держал её за талию и, боже, вот эта новость, Вике не хотелось, чтобы он её отпускал. Внезапно для самой себя она поплыла от его близости. И сквозь дымку в голове её ударило осознание, что ей бы хотелось, чтобы он поцеловал её. Антон как раз развернул её к себе и смотрел на её губы. Она невольно оценила его рот: чувственный с полной нижней губой. Этот рот говорил о том, что его хозяин умел целоваться и делал это, наверняка, хорошо и с удовольствием. Вика не могла думать о нём, как о крестнике Ерохина. Как о том, кто хранит её тайну. О том, кто в один миг мог разрушить её жизнь одним неосторожным словом.
