ошиблась, но то, что происходило с ней у зеркала, было нечеловечески хорошо.
Когда девушку ненадолго вернули в камеру, она сразу же рухнула на кровать и проспала несколько часов. Ее не стали будить: видимо, миз Брук, Аманда и Мишель почувствовали, что начинают медленно, но верно двигаться к намеченной цели: анализы пленницы были все лучше и лучше.
Через какое-то время Лавчайлд встала и отошла в угол, к судну. На трусиках обнаружилась кровь – уже подсохшая. И с неприятным, резким запахом, какой оставляют раны, но не менструация. И вообще – для месячных было слишком рано…
Ребекка так испугалась, что чуть было не села прямо на пол голой задницей, забыв натянуть белье. Но она вовремя уперлась рукой в стену, с трудом поднялась на отнявшихся от ужаса ногах и привела в порядок одежду. Юбку она оправила раз двадцать, не меньше, не зная, как еще успокоиться. Сердцебиение громом клокотало в горле.
Она всегда пользовалась одновременно и оральными контрацептивами, и презервативами, чтобы избежать всех возможных неприятностей, но с Беном… Сколько она уже не пила таблетки? Какова вероятность?.. Лавчайлд заломила руки и уселась на кровать. Ее могла спасти только Мишель – все-таки ей тоже приходилось как-то ограждать себя от риска обзавестись маленьким Беном. Сомнительное удовольствие, подумала Ребекка и негромко нервно рассмеялась. Невесело.
Мишель она дождалась, когда та явилась препроводить пленницу в лабораторию. Но они никуда не пошли: Лавчайлд с ходу, не тратя время на приветствие, сказала, что ей нужна «таблетка завтрашнего дня». И Мишель замерла. Несколько секунд кривила рот, будто не зная, вытолкнуть за губы рвущиеся слова или напротив, проглотить их и постараться не подавиться. Затем спросила:
– Так значит… Бен? – Это был вопрос менее глупый, чем могло показаться. Содержавший в себе больше смысла, чем прозвучало слов.
Лавчайлд стыдливо кивнула. По лицу Мишель метнулись тени, порожденные сотней гримас, сменявших друг друга: гнев, зависть, презрение, война, проклятие, смерть.
– Если ты думаешь, что такое издевательство будет мне на пользу, то ошибаешься. Через несколько недель, может быть, даже дней, мой запах исчезнет. Он же призван только манить самцов, а если организм поймет, что это больше не нужно, он успокоится, – прорычала Ребекка. – Не глупи же. Сделай так, чтобы мы обе остались в выигрыше.
Мишель тотчас порылась в перетянутой через плечо сумке и бросила пленнице таблетку. Та ударила Лавчайлд над бровью, отскочила на пол и покатилась, собирая грязь. Мишель захлопнула дверь и, судя по частому цоканью каблуков, побежала. Лавчайлд подняла таблетку, обтерла о рукав платья и разжевала.
На следующий день у Лавчайлд взяли образцы менструальной крови. И все. На несколько дней ее оставили в покое. Таким образом Лавчайлд получила как раз столько времени, чтобы подумать о побеге и прикинуть возможные варианты. Она выпросила себе болеутоляющего и получила его в достатке – несколько пачек. Их передал Бен – ни одна из девушек за неделю так и не появилась в палате пленницы. Ни чтобы взять у нее анализ, ни чтобы просто проверить состояние… ни, тем более, чтобы поболтать. Но в этом не было ничего странного. В конце концов, они только делали вид, что пригласили к себе в гости подружку, с которой можно посидеть на кухне… пока не захочется обозвать ее шлюхой и получить оскорбления в ответ.
Зато Лавчайлд разговаривала с Беном. Он не закрывал железную дверь, после того, как девушка пожаловалась на духоту, оставил только решетку и сам беспрерывно стоял у нее, на случай, если стрясется что-то непредвиденное.
Ребекка чувствовала, что за стенами ее тюрьмы идет дождь. Не слышала, даже не ощущала запаха, но по немного изменившейся атмосфере воздуха понимала это… Кто-то открыл дверь: ненадолго, на пару секунд, погнав воздух в глубь помещения. И донеся его до Лавчайлд. Она вздохнула – жадно и глубоко, словно оказалась на берегу моря. На краткий миг ей именно так и показалось.
– Эй, Бен. Боишься, что я ведьма? Просочусь меж прутьев текучей водой и сбегу?
Пленница подошла к двери. Здесь действительно оказалось получше, нежели в сгущенной тьме у кровати. Хоть воздух и был наполнен вонью, сопровождавшей везде миз Брук, Мишель и Аманду: аромат мокрой земли растворился, если вовсе не почудился Ребекке. Но в камере было значительно тяжелее: от запахов крови и собственных феромонов Лавчайлд приходила в неистовство. Ни Бен, ни ее пленительницы не знали и не предполагали, что именно во время менструации Ребекка не в себе больше, чем когда-либо.
– Знаешь, я хожу в церковь каждое воскресенье, – призналась Ребекка. – Я примерная баптистка… казалось бы. На самом деле, ничто так не будит во мне желание, как проповедь о праведной жизни.
Охранник молчал, выжидающе глядя на пленницу. Он не понимал, отчего она стала так разговорчива.
– Я не сбегу, – девушка хлопнула ладонью по прутьям. – Я же не такая худышка, как Аманда. А жаль. Стройные бедра и длинные ноги ныне ценятся больше, чем округлости.
Бен фыркнул.
– Не знаю… Но думаю, это не так.
Ребекка ждала, что он скажет еще… И Бен действительно заговорил. Он немногим меньше получаса бессвязно излагал свои мысли, извращенные, злые, жестокие. Лавчайлд наслаждалась. По ее телу волнами шли отголоски менструальной боли, а она хотела прижаться губами к губам Бена, вдохнуть его неприятный кроваво-лекарственный запах, как у стоматологического кабинета.
«Я буду наказывать себя им, – с восторгом думала Лавчайлд, – это будет мое искупление.»
Наконец, молодой человек замолчал и взглянул на собеседницу. Судя по всему, он надеялся увидеть в ее глазах ужас и теперь был разочарован.
– Ты ведь из тех мужчин, кого нечасто убеждают в их неправоте? – Лавчайлд презрительно улыбнулась, глядя исподлобья. – Ты мыслишь, как эта категория старомодных самцов. Которые считают, что любовь – удел женщин и признак глупости. А они гордо несут знамя самодовольного признания себя похотливыми приматами.
– Я поражен, Бекки. Ты веришь в любовь? – с усмешкой спросил Бен.
Ребекка прижалась лицом к решетке, так что смогла выдохнуть охраннику почти в самое ухо:
– Верила бы, если б за мной пришел один человек… Но он не пришел. Так что – уже нет, – она отстранилась. – И для проститутки это лучший выбор, который она может сделать за свою жизнь.
– Дай угадаю. Тебя изнасиловал пастор? Ставлю свои любимые часы, что это так. – Сказал Бен. – Только интересно, когда. Сколько тебе было? Сиськи у тебя уже выросли или еще нет?
Лавчайлд со странной лаской провела ладонью по железному пруту – Бен стремительно вскинул руку, сжал ладонь девушки, до боли, до быстрого
