Большинство мыслителей любой степени здравомыслия согласны, что определенную гипотезу ... не следует воспринимать как вероятно истинную на том лишь основании, что она объясняет все известные явления, поскольку это условие иногда с приемлемой точностью выполняется двумя противоречащими друг другу гипотезами. Между тем, вероятно, существует еще тысяча гипотез, которые в равной степени возможны, но которые из-за отсутствия чего-либо похожего в нашем опыте наш разум неспособен постичь.
(1867[1900])[41]
Это возражение вызывает беспокойство только у того, кто считает, что наука определяется как набор фактов и, следовательно, не может мириться с отсутствием истины. Но это возражение не выдерживает критики, если мы признаем (а я думаю, что должны), что наука ошибочна по определению, учитывая все ошибки, которые наука совершала, совершает и будет совершать. Поскольку наука несовершенна и подвержена ошибкам, врожденная неоднозначность гипотетико-дедуктивного мышления не мешает ему служить критерием научной практики. Если наука призвана развивать нашу способность предсказывать и контролировать мир природы и не питает амбиций найти лежащие в основе природы «абсолютные истины», тогда против ГДМ нет никаких возражений.
Вторая проблема намного серьезнее. Как показано на примере неисправного автомобиля, ГДМ — это обычное человеческое мышление в повседневной жизни, осуществляемое в том числе далекими от науки людьми; поскольку это часть повседневного мышления и встречается повсюду, это должно исключить ГДМ как достаточное условие для определения научности (если мы только не скажем, что все мы постоянно занимаемся наукой, что неправда и ничем не помогает в нашей задаче). Это не значит, что механик глуп и бесполезен — я знаю мало ученых, которые могут починить машину, но мы обычно не называем механиков учеными. Возможно, еще более тревожным признаком являются многочисленные свидетельства того, что практикующие ученые (даже всемирно известные ученые с большими достижениями) проводят исследования и совершают открытия способами, в которых мало общего с ГДМ. В самом деле, наука часто преподносится и воспринимается постфактум как процесс, основанный на ГДМ, но, как правило, на самом деле это не так (это подробно рассматривается в главе 10).
Получается, что гипотетико-дедуктивное мышление присуще не только ученым, и, возможно, это даже не тот процесс, посредством которого наука делается в наши дни. Следовательно, мы не можем обоснованно утверждать, что ГДМ является ключевым свойством науки. Однако это не означает, что ГДМ не является важным компонентом научной практики. В следующих главах будет рассказано о том, что хотя использование ГДМ само по себе не отличает науку от ненауки, способ, которым применяют ГДМ ученые, на самом деле способствует отграничению науки от повседневной практики. Поэтому наши рассуждения о ГДМ не напрасны. Наличие общего представления о том, как сочетание индукции, дедукции и ретродукции образует способ мышления, который, кажется, является общим для человеческого познания, впоследствии поможет нам сформулировать определение науки.
Призрачные сущности науки
Начиная с 1667 года и на протяжении 1700-х годов много времени было потрачено на изучение важного природного вещества, которое называлось «флогистон». Было замечено, что при сгорании любое вещество становилось легче, в то же время оно испускало тепло и свет. Снижение веса свидетельствовало, что горящие вещества теряют часть своей массы, выделяя тепло. Это выделившееся вещество, выделяющее тепло, было названо флогистоном. Другое известное наблюдение заключалось в том, что если поместить зажженную свечу в закрытый сосуд, она будет гореть некоторое время, а затем погаснет. Поскольку горение прекратилось, а большая часть свечи осталась нетронутой, можно заключить, что истощение флогистона не объясняет наблюдаемое явление. Вероятно, каким-то образом изменилось качество воздуха. Действительно, эта гипотеза подтверждалась наблюдением, что если в сосуд впустить свежий воздух, то угасающая свеча снова вспыхнет. Из этих наблюдений ученые сделали вывод, что для горения вещества окружающий воздух должен поглощать флогистон, который оно выделяет, и через некоторое время горение прекращалось, потому что флогистон больше не мог поглощаться воздухом. Это очень похоже на растворение поваренной соли в воде — соль будет растворяться по мере добавления (и, кстати, сделает воду более холодной) до точки, после которой раствор станет насыщенным и соль больше не сможет растворяться; однако при добавлении пресной воды растворение возобновится.
