Сев на табурет, стоявший у туалетного столика, Феба взяла флакон со своими любимыми духами, а Скиннер начала расчесывать ее длинные волнистые волосы.
– Все готово для осуществления нашего плана? – спросила Феба.
Служанка кивнула:
– Наши люди будут ждать с экипажем в условленном месте, а Джессика встретится с вами в библиотеке. Бедная крошка, она находится в таком отчаянии, что, наверное, убежала бы куда глаза глядят, если бы мы не взялись помочь ей.
– Хм… Присматривай за ней, чтобы она не наделала глупостей.
Стрипс и другие слуги не должны ничего заподозрить.
– Я не спущу с нее глаз. Вы будете переодеваться после бала?
Феба на мгновение задумалась, а потом покачала головой:
– Пожалуй, нет.
– В таком случае все это время я проведу с Джессикой. Как только леди Моффат соберется на бал и отпустит свою горничную, я ни на шаг не отойду от нее.
– Вот и прекрасно.
В дверь негромко постучали, и служанка, подойдя к двери, впустила Одри, одетую в широкое, как тога, платье из черного шелка, а ее голову украшал золотисто-черный тюрбан.
Усевшись в кресло, стоявшее рядом с туалетным столиком, Одри окинула Фебу критическим взглядом.
– Этот цвет идет вам, дорогая. Какие украшения вы собираетесь надеть к этому платью? Гранаты и жемчуг?
– Вы угадали. Пожалуй, и то и другое.
Одри откинулась на спинку кресла.
– Мы с Эдит рады, что вы… э… стараетесь поощрить моего племянника, но я хочу предупредить вас, что все Девереллы, я имею в виду, конечно, мужчин, вели себя в молодые годы довольно развязно, если не сказать распутно. Правда, вступив в брак, они становились образцовыми мужьями, и, я думаю, это главное. Вы ведь понимаете, о чем я хочу сказать: с годами мужчина набирается опыта и начинает ценить брак…
Одри замолчала, но Феба не знала, что ей отвечать, и поэтому пауза затянулась.
– Ваша мать и я были очень дружны, – наконец снова заговорила Одри. – Мы поверяли друг другу свои секреты, делились мечтами и надеждами; но есть одна история, о которой я предпочитала молчать до поры до времени. Теперь я решила рассказать ее вам. В молодости, когда мне было всего лишь двадцать два года, у меня был поклонник, и мне казалось, что я влюблена в него; однако мой отец считал его никчемным человеком и запретил принимать его ухаживания. В то время я не чувствовала себя независимой, и хотя я обиделась на отца, но не стала настаивать на своем…
Одри замолчала.
– Вы продолжали любить этого человека?
Одри вздохнула:
– О нет, все было совсем иначе. Мой отец оказался прав: Хьюберт действительно был никчемным человеком. Нельзя сказать, что я страдала по нему все эти годы, но, признаюсь, меня постоянно мучил один вопрос: что было бы, если бы мы все же поженились? Понимаете, дорогая, мы ведь не знаем, к чему приведет тот или иной наш шаг. – Выпрямившись, Одри поправила шаль на плечах. – Поэтому я немного сожалею о том, что все так вышло. Разумеется, я довольна своей жизнью. И все же порой у меня возникает мысль о том, что я была бы счастливее, если бы воспользовалась представившимся мне шансом и вопреки воле отца вышла замуж за человека, в которого влюбилась? Впрочем, я не знаю, что с ним стало, и поэтому не могу судить о том, насколько велика эта потеря. – Одри встала, шелестя шелком. – Я хочу, чтобы вы хорошенько подумали, прежде чем принимать судьбоносные решения, которые отразятся на всей вашей жизни. Мы часто жалеем не о том, что сделали, а о том, чего не сделали, об упущенных возможностях.
Закончив делать прическу, Скиннер отошла в сторону, и Одри заняла ее место, встав за спиной Фебы.
– Если судьба дает вам шанс, не отвергайте его сразу, взвесьте сначала все за и против.
Феба не отрываясь смотрела в зеркало в светло-карие глаза Одри.
– Спасибо, – наконец произнесла она. – Я обязательно последую вашим советам.
Лицо Одри просияло.
– Отлично. А теперь мне надо идти: мы с Эдит будем ждать вас в гостиной.
Скиннер услужливо распахнула дверь, когда тетушка Деверелла вышла в коридор, подала Фебе шаль с бахромой.
– Несмотря на возраст, она все еще очень привлекательна. – Скиннер покачала головой.
– Ты права, – согласилась с ней Феба, вставая из-за туалетного столика. – Где мой ридикюль?
Надевая перед зеркалом серьги и жемчужное ожерелье, Феба размышляла над словами Одри. Увы, брак не для нее, а значит, ей оставалось лишь одно – любовная связь. И уж конечно, Феба не могла предугадать, что из всего этого выйдет.
Переступив порог гостиной, виконт сразу же нашел глазами Фебу и, подойдя к ней, поцеловал ей руку. В этот момент дворецкий объявил, что ужин подан, и все двинулись в столовую.
На этот раз они сидели друг напротив друга, и это устраивало Фебу: болтая с Милтоном Кромвелем и Питером, она украдкой наблюдала за Девереллом, вспоминая слова Одри о развязности, присущей представителям их рода. Нельзя сказать, что виконт вел себя развязно, но он определенно был способен на такое поведение: это чувствовалось в его взгляде, жестах, мимике.
В нем ощущалось нечто первобытное – неукротимая натура, неистребимое варварство, на которое не смогла повлиять цивилизация, и этим виконт сильно отличался от остальных джентльменов, сидевших сейчас за столом. Неудивительно, что молодых леди тянуло к нему и они не могли оторвать от него глаз.
К концу ужина Феба пришла к выводу, что именно недоступность Деверелла привлекала к нему представительниц слабого пола. Независимость Деверелла одновременно пугала и восхищала ее. Но что, интересно, привлекало его в ней? Она постоянно задавалась этим вопросом, но не могла найти ответ.
После ужина, когда леди и джентльмены встали из-за стола и направились в бальный зал, виконт, подойдя к Фебе и не обнаружив в ее руке бальной карточки, с удивлением взглянул на нее.
– Мне двадцать пять лет, – ответила она на его немой вопрос.
Виконт усмехнулся:
– В таком случае вы будете танцевать со мной все вальсы.
– Максимум два, ну, может быть, три, не больше… – Феба опустила руку.
– Но вы только что сказали, что вам двадцать пять лет!
– Да, однако вы должны танцевать и с другими дамами.
Ее аргумент, по всей видимости, не показался ему убедительным, и тем не менее Феба была права: почтенные матроны вряд ли позволили бы им танцевать на балу только друг с другом, поскольку это было бы нарушением правил этикета. К тому же мамаши уже положили глаз на Деверелла и не желали упускать такого завидного жениха.
Вскоре к ним подошли Джорджина, державшая под руку Милтона, а также Дейдре вместе с Питером и Чарли.
– Мы собираемся завтра пострелять из ружей, – обратился Питер к Девереллу. – Хотите присоединиться к нам?
