— Всё, капец! Мы все сядем и надолго! — перебивает меня наш главный оптимист Павел, который, схватившись за голову, смотрит в сторону быстро приближающихся полицейских. — Это катастрофа! Мне нельзя в тюрьму, отец не переживет!
Мы едва успеваем пожать друг другу руки и обняться, как рядом тормозят аж три патрульные машины.
Я смотрю на старую, разбитую девятку Егора и задаюсь вопросом: как они туда влезли, пятеро взрослых мужиков? Поселковая магия. У Егора отец — талантливый столяр, но насколько помню, они всегда жили в нищете из-за его пьянства. У друзей детства свои невеселые судьбы. И моя не слишком-то выделялась. По крайней мере, до смерти Кулака.
Дальше полицейские нам, как победителям, заламывают руки и провожают до участка, где упорно делают вид, что понятия не имеют, кто я такой.
Телефон я свой утопил в луже еще в начале драки. У парней же трубки отбирают первым делом, орут, угрожают.
Егор сам не свой — оказывается, это не первый привод, может сесть. Его лицо чернее лица Павла, который хоть и любит поныть и пожаловаться, но заподозрил неладное и организовал спасательную операцию. Прям как в детстве.
Нас мурыжат до самой ночи, и только в половине одиннадцатого меня, наконец, вызывают поговорить.
— Начальник прибыл. Миронов, вперед, — рявкает полицейский и смотрит прямо на меня. — Остальным сидеть и не рыпаться.
Я поднимаюсь, киваю парням, что не брошу их, а потом выхожу из камеры.
Хоментовский — ржачная фамилия. Помню ее. Этот дятел уже работал в полиции, когда я школу заканчивал. Мы, правда, не пересекались. Не было необходимости.
Но увидев лицо капитана, мрачнею сразу же. Это тот самый отчим, о котором трещала без умолку Марина.
И который выводил беременную Варвару из храма под хищные взгляды прихожан.
Я смотрю на него, он на меня. И кажется, что время останавливается.
Глава 13
— Смелее, — приглашает Хоментовский, списывая заминку на мою неуверенность.
Сколько же омерзительных сплетен крутится вокруг этой семьи! Верить я им не спешу — сам знаю, как сильно пустые разговоры могут повлиять на судьбу человека в небольшом поселении. Но и игнорировать тоже не стану.
Захожу в заурядный кабинет, плюхаюсь на потертый стул и сходу прошу сигарету. Хоментовский охотно угощает. Я тут же жадно втягиваю в себя едкий никотин. Это снижает градус напряжения и позволяет сосредоточиться.
— Добрый вечер, Данил Андреевич, — вежливо здоровается капитан. Даже кажется, что в его глазах мелькает сочувствие. — Расскажите теперь мне, что случилось.
Я прищуриваюсь.
— Добрый, Семён Игоревич. С повышением вас. — Оглядываю кабинет. — Говорят, вы недавно место получили.
— Благодарю. Но давайте ближе к делу.
Передо мной довольно молодой мужик, лет под сорок. Высокий, подтянутый, с современной стрижкой. Брюхо, в отличие от большинства его коллег в станице, не висит, и даже намека на жир нет. Черты лица, как сказала бы Злата, правильные, располагающие.
И тем не менее внутри зреет неприязнь на каком-то подсознательном уровне. Адреналин всё еще в крови плещется, наверное, дело в нём, но мне упорно хочется драку продолжить и морду капитану набить.
Вкратце, без эмоций, объясняю, как меня подкараулили и били, пока не подоспела помощь.
— Ваши одноклассники? — приподнимает он брови.
— Да.
— Вы дружите? Не знал.
— Можно сказать и так. Иначе бы за меня разве вступились?
— Вас не было столько лет. Удивительно.
— У дружбы нет срока давности, — парирую я.
Пару ударов сердца мы молчим.
— Не тянуло всё это время на родину? — недобро усмехается Хоментовский.
— Не очень, — произношу я, разминая побаливающие кисти рук.
— Как жизнь в столице?
— Потрясающе. — Я провожу тыльной стороной ладони по губе, вижу на ней кровь. Поднимаю глаза на мента. И думаю о Марине.
Здоровый мужик, в погонах и при власти. Почему она его боится?
Подаюсь чуток вперед. Почему. Она. Блть. Его боится?
Вспышки ярости такие сильные, что отвожу глаза в сторону.
Удар подушки безопасности по лицу, а потом темнота. Но что было до?
Встряхиваю головой, прогоняя очередную вспышку из прошлого.
Хоментовский протягивает мне салфетку, я промокаю ею рот и подбородок. Потом вытираю руку.
— С вами всё в порядке, Данил Андреевич? — интересуется Хоментовский с участием. — Врача вызвать?
А можно?
— Терпит, — говорю вслух. — Чуть больше месяца назад я попал в аварию, с тех пор меня преследуют головные боли.
— Сочувствую. Хорошо, что всё обошлось. Да уж, ситуация, в которой вы оказались, не из простых. Если всё так, как вы утверждаете, то повезло, что ваши одноклассники прибыли на место. Кстати, как они узнали?
— Хороший вопрос.
Пашка объяснил, что услышал разговор нашего хуторского по телефону. Но разбираться с этим я буду сам, как выйду отсюда.
— Потому что со стороны всё выглядит так, будто вы толпой напали на троих человек и избили их, — тем временем продолжает капитан Хоментовский. — Вижу, что за десять лет вы отвыкли от местных порядков. Москва есть Москва, там даже люди другие. Но при всём желании я помочь вам не могу. И отпустить. До вторника посидите в обезьяннике, остынете, подумаете. Там посмотрим, будут ли заявления от пострадавших.
Я вскидываю глаза.
— До вторника?
— Да. Послезавтра утром лично отпущу вас. А ваши друзья... боюсь, попали на пятнадцать суток минимум. А там как пойдет.
— За то, что помогли мне? — Я вновь затягиваюсь.
Хоментовский подталкивает в мою сторону пепельницу. Пожимает плечами, дескать, от него мало что зависит. Правила есть правила.
— Позвонить дайте, — говорю я мрачно.
— Уже ночь, кому? Добрые люди спят, не будем их волновать попусту. Сделать всё равно никто ничего не сможет. Мне уже пора домой к семье. А без моего слова вы отсюда не выйдете.
Я напрягаюсь. Его семья — это моя хулиганка. А потом в голове возникает отвратная картинка, а следом шальная, но поразительно ясная мысль: если он Марину тронет, я его убью. Стряхиваю ее вслед за пеплом с сигареты. Происходящее в этой семье — не мое дело. Своих проблем до жопы.
Угрожать сейчас, будучи в моем положении, глупо. Как и злить капитана полиции. Взятку он у меня не возьмет — не доверяет. Тут надо по-другому.
— Позвонить дайте. Я найду кому.
— Не имею права.
