твоя ерундой какой-то страдает…
Алина нервно сглотнула. Глаза выдавали ее страх, ее беспокойство, которые она напрасно пыталась спрятать за резким тоном…
- Она же вернется? Ты говорил, что…
- Вернется, конечно! - отрезал жестко. - А теперь займись делом. Картошку свари, что ли…
Он развернулся, направившись, прихрамывая, в гостиную. И был совсем не готов к тому, что старшая вдруг упрямо последует за ним.
- Папочка…
Ее голос сделался заискивающим; ласковым, как в детстве…
- А ты ведь возьмешь меня к себе жить, когда вы разведетесь? Я хочу с тобой!
Он остановился так резко, что она едва не врезалась в его спину. Слегка повернув голову, категорично отчеканил:
- Не говори глупостей!
На ее лице промелькнул испуг и какая-то… уязвимость. Словно он ее отвергал. Словно бросал…
Но он имел в виду совсем не это.
Смягчившись, повернулся и без слов раскрыл ей свои объятия. Как делал всегда, когда ей было страшно. Прижал дочь, словно маленькую, к своей груди, убежденно проговорил:
- Мы не разведемся. Не волнуйся об этом. Мама перебесится и вернется… и все будет, как раньше.
Она доверчиво кивнула, спрятав лицо на его груди. Горячая влага вдруг прожгла его кожу сквозь слой одежды, но он ничего не сказал, зная, что она не хотела бы, чтобы он видел ее слезы.
Они простояли так некоторое время, прежде, чем он первым нарушил молчание - почти абсолютное, если бы не их дыхание да приглушенные рыдания младшей, все еще доносившиеся из соседней комнаты.
- А теперь займись все-таки ужином. И, Христа ради, успокой наконец сестру!
Глава 15
Тепло, свет и ароматы чужой квартиры окутали меня, едва я шагнула через порог.
Пахло причудливо и разнообразно: тонкий шлейф диффузора с лавандой и корицей смешивался в пространстве прихожей с чем-то резким, острым, смутно знакомым, похожим на какую-нибудь мазь. Отдаленно пахло яблоками - весьма реалистично и дразняще, и, опустив взгляд к полу, я поняла, что этот запах исходил от корзины, стоявшей в углу, доверху набитой плодами.
Мне было неуютно. Никогда прежде я не бывала здесь, не общалась с соседями настолько близко, чтобы заглядывать в гости. И не могла даже представить, как на меня отреагируют другие обитатели дома…
Невольно прижавшись спиной к двери, словно так у меня оставалась возможность сбежать в любой момент, я наблюдала за тем, как сосед пристраивал к стене длинный темный чехол - похоже, со спортивной амуницией. Вспомнилось, что он, кажется, занимался хоккеем…
- Рамиль, мне так неловко… я наверно вам помешаю… - произнесла неуверенно, стыдливо отведя глаза в сторону, при виде того, как он принялся стягивать с широких плеч куртку.
Он обернулся ко мне - я не видела, но ясно почувствовала на себе его взгляд.
- Глупости, - пресек мои возражения одним-единственным словом, но, словно почувствовав, что этого недостаточно, добавил:
- Мамы все равно дома нет. Она в деревне.
Вероятно, это должно было меня успокоить, но вышло совсем наоборот: по всему выходило, что в квартире мы были одни. Я рискнула бросить на него короткий взгляд и стало окончательно не по себе: передо мной стоял высокий, крепкий мужчина, а совсем не тот паренек, каким он казался мне еще совсем недавно. И когда только успел так не то, чтобы повзрослеть, а вообще возмужать?..
Возможно, мужественности ему добавляли легкая небритость, которой я прежде не замечала, и твердый, умный взгляд темных, цвета шоколада, глаз. Я заметила, что изменилась и его прическа - прежде короткостриженые, без особых затей, волосы сменились чуть отросшими, слегка вьющимися, локонами…
- Раздевайтесь, - раздался совсем рядом его голос и я ощутила, как с меня мягко, но решительно стягивают плащ.
Сердце испуганно подскочило к горлу. Зависшая в собственных мыслях, я далеко не сразу поняла, что в его фразе нет ничего неприличного, как то показалось поначалу.
- Я сама! - откликнулась спешно, пытаясь вытянуть из его пальцев свою одежду.
Поздно. Он, похоже, уже заметил чуть залатанный карман, недовольно нахмурился…
Стало невыносимо стыдно. На фоне него - молодого, симпатичного, хорошо одетого - я показалась себе еще более жалкой, более… неуместной.
К счастью, он покорно отпустил мой плащ. Деликатно отошел, единственным движением пальцев указав на вешалку.
Я смущенно проводила его удаляющуюся в сторону кухни спину, аккуратно повесила свою одежду на указанное им место.
Когда, стесняясь, прошла за ним следом на кухню, он так же молча, без лишних слов, жестом предложил мне присесть. Где-то рядом характерно шумел электрический чайник, на столе уже стояла чашка и пачка чая…
- Вы голодны? - поинтересовался он коротко, когда в виду затянувшейся паузы я уже не знала, куда девать мечущийся от все нарастающей неловкости, взгляд.
В ответ на этот вопрос резко замотала головой. Достаточно было и того, что он нашел меня на лестнице, как какую-нибудь бездомную. Последнее, чего я хотела теперь - так это того, чтобы меня еще кормили из жалости.
- Ладно. Но чай придется выпить - вы замерзли.
Я только сейчас заметила сама, что, не отдавая себе в том отчета, зябко растирала руки, пытаясь согреться. Его внимательность поражала и одновременно - безумно смущала…
Пару минут спустя передо мной уже стояла чашка горячего чая. Пахло потрясающе: какой-то прежде мне незнакомой смесью трав и специй… Казалось, один лишь этот запах уже способен был согреть сам по себе.
Рамиль рядом со мной не сел, словно не желая меня смущать. Просто замер у окна, терпеливо выжидая… Чего? Я не могла даже предположить.
От горячего питья тело слегка расслабилось, нервная дрожь отступила. Похоже, Рамиль тоже чутко уловил этот момент, потому что после продолжительного молчания наконец спросил:
- Что с вами случилось?
Я устало откинулась на спинку стула, прикрыла глаза, пытаясь сообразить, что ему ответить. Сказать правду? Такую горькую, постыдную, болезненную? Я
