мать одернула себя, и посмотрела в окно. Она сделала это столь резко, словно увидела призрака. Она просто не хотела упоминать Жемчужный Пруд. — Мне, правда, жаль, Кармилла, — произнесла она. — Это для твоего же блага.
— Не надо говорить мне, что это для моего же блага, — сказала я. — Расскажи мне о моей красоте.
— О, Боже, — всхлипнула она, на глаза навернулись слезы. — Ты и понятия не имеешь, как ты прекрасна. Если бы не это проклятие…
— Скажи мне, что я самая прекрасная во всей Штирии, — сказала я. Я ощутила как во мне что-то всколыхнулось. Злость. Желание стать самой красивой цепкими лапками поползло по позвоночнику. Оно затуманило мой разум. Семнадцать лет я терпела проклятие, подавляя свои эмоции, и обманывая саму себя. Гнев внезапно выбрался наружу и я покраснела.
Мама хотела меня обнять, но остановилась. То, как я произнесла последнее предложение заставило ее разволноваться.
— Скажи мне, Мама, что я красивей их всех. — Я кивнула на девушек играющих в саду замка, тех самых, которые любовались своими отражениями, те самые, кто расчесывал волосы в отражении пруда, те, кто щипал себя за щечки, чтоб те стали румяными. Те самые девушки, одной из которых я никогда не стану. — Скажи мне, мама, — потребовала я.
Если задуматься, то это был самый первый признак тьмы моей души, которая проявилась годы спустя. Не думаю, что вы способны понять, какого это.
— Милее всех, — ответила моя мама, делая все возможное, чтобы скрыть свои тревоги.
— Милее всех? — спросила я.
— Ты милее всех на свете, Кармилла, — произнесла она, ее улыбка вышла сухой и увядшей, словно осенние листья.
— Милее всех на свете? — повторила я. — Что значит «милее всех на свете»? Я хочу стать самой красивой. — Я показала на девушек у пруда. Все эти девушки в мгновение ока стали моими недругами, те, кто мог делать то, что было мне не дозволено; то что положено всем семнадцатилетним. Правда была в том, что я не хотела быть самой красивой. Я просто хотела быть нормальной. — Я не хочу быть милой!
— Кармилла. — Моя мама снова всхлипнула, слезы блеснули в ее глазах. Взгляд Теодоры Голдштейн был наполнен сочувствием, и это не утолило моей жажды стать наикрасивейшей девушкой.
— Скажи, что я красивее их всех, мама. — Я больше не владела собой. Во мне восстал зверь гнева и несправедливости. Я была сама тьма. Я была всем тем, чем не являлась никогда: гневом, завистью и болью. — Говори мне это каждый день. Мне плевать, если ты лжешь. Мне плевать, если я уродина. Если я плачу свою цену, чтобы Штирия жила в счастье и процветании, это меньшее, что ты можешь сделать.
Я очнулась уже в ее руках, вся в слезах. Я почувствовала себя лучше. Слабость и дрожь, что я ощутила в руках моей матери, успокоила зверя и прогнала его. Зверь внутри меня пылал от боли. Боли, которую я не могла объяснить самой себе. Опять же, я не совсем понимала что со мной.
Как только я задремала в ее объятиях, у меня возникло ощущение снова оказаться в ее чреве и спрятаться там от всех житейских забот этого мира, несколько яблок на яблоне у окна попали в поле моего зрения. Я возненавидела яблоки еще больше. Чтобы эти глупые фрукты росли, а Штирия процветала, мне пришлось заплатить немалую цену. И глядя на них, я видела лишь цвет крови, которую вампиры высасывали из Карнштейнов.
* * *
Я до сих пор уважаю мою мать за то, что она не поддалась на мои уговоры и желание называться «самой красивой». Каким-то образом, фраза «милее всех на свете» звучала лучше, и я полюбила ее.
Я начала присматриваться к девушкам, замечая их красоту… или уродства, и понимая, как много это значит для них. Если быть честной, некоторым из них я завидовала. Но мне также было жаль тех девушек, которые из-за внешнего вида не имели ни шанса, ни возможности устроить свою личную жизнь. Я думала, это нечестно, что юноши предпочитали красоту, не узнав девушку поближе.
Для девушки, которая никогда не увидит свое отражение, я чувствовала благословение, когда поняла, что могу представлять себя самой красивой и никогда не столкнусь с противоречивыми фактами. Опять же, неведение убивало меня изо дня в день. Ни один парень в нашем королевстве не смел поднять на меня взор. Они все боялись моего отца, который не смотря на свою доброту и нежность ко мне, был жестоким воином и графом за пределами замка. Его гиперопека отпугивала от меня всех кавалеров.
Однажды я сидела под ивой и плакала, думая, как же я встречу своего рыцаря в сверкающих доспехах… хотя я бы предпочла, чтоб его доспехи не сияли, а то я, не дай бог, увижу свое отражение и проклятие снова вернется. Еще одним недостатком было то, что я так и не научилась плавать. Я начала бояться воды по многим причинам. Все обстоятельства вынуждали меня сдаться. Я никогда не увижу своего отражения. Никогда.
Пока…
Глава 13
Дневник Королевы
Пока весь мой мир сыпался на части, когда на меня смотрел самый красивый юноша на свете. Первый юноша, который осмелился взглянуть на меня, не смотря на запрет моего отца. За один такой взгляд можно было поплатиться головой. Это был необычный юноша. Его смелость и уверенный взгляд были достойны восхищения, тем не менее, я испугалась, и в тот же миг его взгляд смягчился. Взгляд юноши обещал большую страсть, сильное влечение, а еще плачевные последствия. Все это можно было прочесть в одном его взгляде. Но в его взгляде была не одна лишь дерзость. То было восхищение мною, которое потрясло меня больше всего. Он смотрел на меня так, словно от этого зависела его жизнь, словно я была его воздухом, словно он был половинкой моей души.
Я прикинула, что он старше меня года на два. Он был куда выше моего отца. Глаза были темными с золотыми вкраплениями, словно звездопад в ночном небе. Его волосы были темнее ночи. Они ниспадали на плечи, обрамляя бледное лицо, которое было немного бледнее обычного, черты несколько заострены. Ни у кого из Австрийцев не было таких темных волос, потому этот цвет так ценился.
Мир вокруг меня замер. Я попала в ловушку его глаз. Никто из стражей моего отца не остановил этого необычного юношу. Меня обдало жаром, когда он медленно начал ко мне приближаться.
Я передернула плечами и моргнула. Ни
