которые лишили жизней его друзей, учителей, наставников, да просто тех, с кем он учился летать, тех, с кем делал первые шаги в небо. И сейчас он выл, кричал, плакал, выплескивая в небо душившую его слепую, бессильную ярость и неимоверную боль.
Проснувшись на следующий день, он едва смог доползти до умывальника. Вылетов у него сегодня не было — оно и понятно, кто же его выпустит в небо после вчерашнего? Влад, помотав головой, зачерпнул из стоявшей неподалеку бочки ведро воды и вылил его на себя. Стало чуть легче. Но точно не на душе. Яростно растеревшись полотенцем, он побрел к полевой кухне, намереваясь выпросить у повара немного бульона — ничего другого его желудок бы просто не принял.
Бульона у повара не оказалось. Запивая горячим чаем хлеб, Влад краем уха прислушивался к нерадостным новостям, доносившимся до него из висевшего недалеко от расположения полевой кухни репродуктора.
«После долгих и кровопролитных боев наши войска оставили…», — Казаков слушал краем уха. Сейчас он не хотел воспринимать и понимать, насколько километров вперед снова шагнули проклятые фашисты. — «…города Остров, Смоленск, Псков…».
Смоленск? Оставили? Казаков замер, пытаясь переварить услышанное. То есть — оставили? Почему Смоленск? Как? Как они могли? Там же мама! И отец, и братья с сестрами… Что с ними? Где они?
Хлопок по плечу вывел его из ступора:
— …особенно паршиво. Не оклемался? — с трудом разобрал он слова.
Подняв голову, Влад сфокусировал взгляд. Рядом с ним стоял один из пилотов с их эскадрильи, Кирилл.
— Кир, радио слушал? — с трудом прохрипел Влад.
— Слушал… Фрицы опять вперед шагнули. Неужели и до Москвы дойдут? — помрачнел пилот. — Почему нас туда не бросают? Товарищ Сталин Ленинград спасает… А Москву? Неужели Москву отдаст этим тварям? — уселся он рядом с Казаковым и обхватил голову руками.
— А Смоленск? — хрипло спросил Влад. — Смоленск наш? Смоленск не взяли?
— Смоленск? Взяли… И Остров, и Псков… Они к Ленинграду рвутся, гады! — зло сплюнул Кирилл, не глядя на Казакова. — Наше звено сегодня не выпустили. Ребята пытаются фрицев остановить, а мы тут сидим! — в ярости бахнул он кулаком по столу. — Нахера вчера так нажираться было? — мрачно взглянул он на Влада.
— А что, из-за меня? Так я готов к вылету! Пошли к командиру, — психанул Казаков, вскакивая на ноги. — Хрен ли сидишь? Пошли!
— Остынь, Казаков, — поднял на него мрачный взгляд Кирилл. — Отдыхать нам приказано. Если и поднимут, то к вечеру. Давай, приходи в себя. Если бы ты один только вчера нажрался… Хрен вы больше спирта получите, если пить не умеете!
— Да все я умею! — вызверился Казаков. — Пошли к командиру!
— Ты рожу свою видел? К командиру он собрался… Сначала в порядок себя приведи! — смерив его мрачным взглядом, Кирилл поднялся на ноги. — Давай, до вылета… — развернувшись, он пошагал к самолетам.
Выматерившись, Казаков в ярости смахнул со стола остатки хлеба и кружку с недопитым чаем.
— Чего хулиганишь? — донеслось до него сзади. — Больше не приходи ко мне, ежели цену хлебу не знаешь, — поднимая недоеденные куски и кружку, проворчал повар и, недовольно бурча себе под нос, направился к котлу.
Посмотрев вслед повару налитыми кровью глазами, Влад развернулся и чуть не бегом бросился к командиру.
Последующие дни слились для него в один. Стремясь заглушить боль, рвавшую душу на части, он искал себя в мести. Делая по три-четыре боевых вылета в день, часто он засыпал прямо в кабине самолета, едва приземлившись. Влад сильно похудел, осунулся. В эти дни он мог думать только о том, как раздавить, уничтожить проклятых фашистов, прогнать их к чертовой бабушке с родной земли. Вызывался добровольцем в самые рискованные, самые опасные вылазки, и всегда возвращался с них, расстреляв весь боезапас до последнего патрона.
В один из вылетов его подбили. Едва дотянув до аэродрома, он буквально рухнул на землю. Вытаскивавший его из покореженной, разбитой кабины Сашка глазам своим не поверил, увидев, что друг цел — кроме царапин от прилетавших в него осколков у него не было ни одной раны. Зато его И-3 превратился в решето. Механик, открыв фюзеляж, только присвистнул: чудом было уже то, что Казаков смог дотянуть до аэродрома. Восстановить самолет можно было даже не надеяться.
К вечеру их со Смородиновым и еще тремя «безлошадными» пилотами вызвал к себе командир дивизии.
Расхаживая по узкому кабинету от стены к стене, он долго молчал. Потом, вдруг резко остановившись, спросил:
— Кто из вас летал на ИЛ-2? — буравя каждого из пятерых взглядом, он ждал ответа.
— Я, товарищ майор. Три вылета. Потом самолет пришел в негодность, — наконец, тихо отозвался один из пилотов, недавно переведенных в эскадрилью, Павел Жуков.
— Что скажешь о самолете? — мрачно поинтересовался у него командир.
— Машина хорошая, мощная… Но утюг. Неповоротливый он, товарищ командир. Если уйдет в пике — привет земля. Все внимание уходит на управление, стрелять особо некогда. На нем вдвоем летать надо. В нашей эскадрилье пытались вырезать кабину для стрелка, разместив его сзади пилота, но… — Павел замолчал, нервно крутя в руках шлем.
— Но? — поторопил его майор.
— Товарищ командир… Если пилот защищен броней, то стрелка защитить не удавалось. Эту пристройку ребята называли «кабиной смерти». Редко когда удавалось сесть без трупа за спиной, — поднял глаза на командира Жуков. — Защиты там никакой, и во время боя стрелок часто погибает. Сложно сказать, что лучше — самому уходить от врага, не имея возможности выстрелить, или вот так… — опустил он голову. — Лучше я на биплан сяду, чем снова на ИЛ-2! — вдруг с горячностью выдал он.
— Хм… Интересное мнение… — задумался командир. — Пилоты требуют стрелка на ИЛ-2… — пробормотал он.
— Верно, требуют! — с горячностью отозвался Павел. — И стрелок часто спасает во время боя. Но ценой своей жизни!!!
— Прекратить истерику, младший лейтенант! — бахнул майор ладонью по столу. — Ты пилот или собачий хвостик? Твоя задача как командира экипажа вынести из-под огня твою команду! Значит, управляй штурмовиком так, чтобы защищать своего стрелка! — рявкнул он. — И не забывайте, что мы на войне! Тут вокруг постоянно гибнут люди! Если бы при прогулочном полете ты мне сказал, что гибнет член экипажа, я бы понял твою истерику! А вот так… Каждый день гибнут тысячи людей! — майор нервно рванул ворот кителя.
Жуков притих, опустив голову. Помолчали. Майор пытался справиться с яростной вспышкой. Отошел к стене, вернулся, налил в стоявший на столе стакан воды, выпил.
— Нам на испытание дают пять машин. Их необходимо забрать с завода в Воронеже. Машина новая, вообще новая и непривычная. Просили дать самым опытным
