из-за забора. Дни были не очень сытыми, но спокойными. Собак отлавливали не так безжалостно, как сегодня. Я тогда повадился ходить к одной мясной лавке. Каждый уик-энд хозяин магазина, добродушный тучный ирландец, раздавал бездомным псам свиные сосиски. Это вкуснейшее мясо с нежными вкраплениями сала под тонкой пищевой плёночкой неприлично сводило меня с ума. К слову, несколько лишних килограммов я смог сбросить, когда перебежал в Сан-Франциско, поближе к морю. Сосисок, как и складок на животе, много не бывает! Чтобы накопить большие запасы, я начал агитировать всех знакомых бездомных собак бегать со мной. Им доставалось пара сосисок, из которых одна в качестве налога за хорошую идею вычиталась в мою пользу.
В одну из вечерних встреч с Джеком я рассказал о своих «сосисочных приключениях». Я подумал, если он захочет побегать с нами, наверное, будет есть меньше всех — он домашний пёс на регулярном питании. Знаешь, что он мне ответил? Джека никогда не отвязывали от цепи, а о существовании сосисок он даже не слышал. Хозяйка каждый день неизменно кормила его кашей и чёрствым хлебом. Вникни: пёс ни дня своей взрослой жизни не провёл на свободе; единственным деликатесом, что он пробовал, было материнское молоко. Я же изучил пол мира и имел возможность наслаждаться объедками из помоек самых изысканных ресторанов. Джек никогда не выл о своей участи — каждый день у него была любящая хозяйка и нелюбимая каша. Я завидовал и буду завидовать бедолаге Джеку. Мне не нужна свобода, если однажды её нельзя добровольно променять на любовь твоего человека. Понимаешь? Конечно же, я ничего не понимал. Родившись, я был предоставлен улице, и считаться с мифической семьёй никогда не приходилось. Я не был хорошим мальчиком.
…
Через неделю мои раны окончательно зажили. «Таких молодых и здоровых псов разбирают за считанные дни», — говорил Кузька. — «Веди себя доброжелательно, насколько это возможно. Люди не готовы отхаживать невоспитанного агрессивного пса. Хотя ты и так доброжелателен дальше некуда. Значит, будь собой, малыш». С этих пророческих слов начался новый этап в жизни бродячего щенка. Старик Кузьма не ошибся — через день меня приютили.
Хозяевами стала пара эмигрантов. Милые парень и девушка, переехавшие в Соединённые Штаты из Польши, для полного осуществления «американской мечты» хотели завести ребёнка. Правда, я понял это только с годами. Эх, жаль, что не сразу! Что-то я отвлёкся — рассказываю дальше.
У ребят в США переехали ещё их бабушки и дедушки, но они не теряли национальных традиций: по выходным готовили вкусный томатный суп и любили слушать странную громкую музыку. А также, скажу по секрету, подолгу занимались чем-то за закрытой дверью. Играли в футбол, наверное.
Во вторую неделю моего пребывания в семье, когда во время прогулки отвязали поводок, я убежал. Парень кричал вслед: «Друже-Друже!» Я ничего не понимал. Вроде бы выпустили на свободу и в то же время как-то не радостно зазывали. С тревожными мыслями я пробегал улицу за улицей. Похожие друг на друга угрюмые дома маячили перед глазами. Никогда не думал раньше, что свобода может вызывать тревожные чувства. Многое я переживал впервые. Жаль, что в самые непонятные жизненные моменты не мог появляться Кузька со своими пояснениями.
Возвращаться к станции метро, где в коробке со щенками началась моя история, было опасно. Именно там меня ударил мужчина в тяжёлых лакированных ботинках. Я не запомнил его лицо, потому стал опасаться всех людей с блестящей обувью. Город кишел разными людьми. Лучшим решением был побег в уединённое место. На заброшенной стройке я нашёл свой новый дом. Среди гор строительного мусора нашлись братья. Ютился в большой коробке из-под холодильника. Плотные картонные стенки долгое время защищали меня от ночного холода.
Вожаком стаи местных псов был пёс по кличке Т-Рекс. Небольшой смешной парень неопределённой породы. Его передняя челюсть забавно выпирала вперёд — действительно, как у настоящего тираннозавра. Т-Рекс, как и Кузька, очень любил разговаривать, толкать долгие речи и смотреть на реакцию других псов. Только его истории не отличались поучительностью. От рассказов Т-Рекса шерсть буквально становилась дыбом. Для маленького пса занятием всей жизни был лай. Он мог до хрипоты лаять о порезанном и подброшенном щенке, о сбитых на высокоскоростных магистралях старых собаках, о подпольных собачьих боях, о неком товарище-лабрадоре Скуби-Ду, убитом охотниками… Т-Рекс гавкал до тех пор, пока к стройкам не подъезжала машина отлова собак. Тогда слушатели разбегались. Уже через час-два все вновь были прикованы к его россказням. Жуткие истории помогали нам справляться с реальностью, которая была куда хуже. Жизнь бродячего пса ужасна. Её суть сводится к вечному поиску еды, хозяев, цели. Поиску того, чего нет.
Я тосковал по польской семье. Выискивать в томатном супе макарошки и кусочки мяса было интересной игрой. Нравились мне и свои мячики, сделанные из плотной верёвки. Спать на тёплой кровати между хозяев было куда удобнее, чем одному на холодном бетоне. Я стал замечать за собой повышенную тревожность. Раньше мне не доводилось вскакивать после каждой дождевой капли. Буквально на каждом столбе в районе висели плакаты «Разыскивается пёс по кличке Друг» с моей фотографией. Ситуация с отловом каждый день накалялась до предела. Псы, что подолгу разыскивали пищу в городе, обычно не возвращались обратно на стройку. Отправиться искать прежних хозяев означало подвергнуть себя смертельной опасности. Мой старый ошейник с номером не сохранился. Раз я смог однажды добежать до стройки, я принял единственно верное решение — отсидеться здесь, пока не закончится весь съедобный мусор.
Из всех историй Т-Рекса я больше боялся той, что напрямую касалась моей жизни. «Тираннозавра» самого забирали в приют уже дважды. По разным причинам оба раза он вновь оказывался предоставленным самому себе. Лишнего шанса судьба никогда не давала. Пса, которого отлавливали в третий раз, усыпляли. С моей удачливостью я понимал, что попадусь в руки правосудия раньше всех. Только время отделяло меня от укола и лакированного ботинка.
…
Второй раз я оказался за решёткой в два года. Задержание помню только фрагментами. Т-Рекс в привычной ему громкой манере рассказывал жуткие истории. К «заброшкам» подъехала машина отлова собак. Вероятно, в меня стреляли. Помню шум, жжение в плече и темноту. Сквозь пелену мрака я бежал к хозяевам и миске томатного супа. У миски были ноги. На ногах — лакированные туфли. Удар. Я проснулся в знакомой тюрьме, в знакомой клетке. Другими были только собаки. В клетке напротив сидел вовсе не Кузька, а какой-то другой необщительный гладкошерстный пёс. Кузьки нигде не было, как
