Арбатской голубой ветки, как всегда возвращаясь с ночной смены. Она уже успела обратить внимание на новую социальную рекламу: прямо над входом в станцию висел баннер с лозунгом: «Не бойтесь убивающих душу, потому что ее нет!». «Ужас, до чего они уже дошли! Но с материалом знакомы» – подумала Анна.
Войдя в вагон метро, она почти сразу увидела ФАСа. Точнее, они встретились взглядами, почти не удивившись – случайно встречаться где-то стало для них уже обычным делом. За взглядами последовали улыбки, не широкие, но заметные, шаги навстречу, вдруг ФАС обнимает Анну и целует ее в губы, лишь слегка касаясь их. Девушка оторопела от неожиданности, но не выказала никакого сопротивления или недовольства. ФАС покраснел, чего с ним не было, кажется, с детства.
– Я просто очень соскучился! – виновато сказал он.
– Я тоже! – честно призналась Анна, не разжимая объятий.
Люди вокруг сначала смотрели на эту картину с некоторым интересом, но через несколько мгновений углубились в свои дела, многие заспешили потолпиться у выхода – следующая станция была конечная. Наши герои разжали объятья и вышли со всеми.
– Мне на красную ветку, еду на репетицию. А тебе куда? – спросил ФАС.
– Мне домой, будут отсыпаться после смены.
– А кем ты работаешь? Так до сих пор и не спрашивал у тебя.
– Ты, наверное, удивишься, но я работаю охранником, точнее, охранницей, если использовать официальное название должности по закону о несексистской терминологии.
– Ого, то-то я смотрю, телосложение у тебя очень крепкое!
– Да, в детстве разными видами спорта занималась.
– А где ты живешь?
– Давай я тебе лучше не буду об этом говорить… А хочешь, я с тобой немного проеду, до твоей станции?
– О, класс! Конечно, хочу!
– Пойдем!
– Хотел тебе рассказать, что читаю сейчас Солженицына, нашел книгу среди тех, что были у отца Глеба. Очень мне нравится!
– Ну, он просто гений, что тут скажешь. Все реже такие рождаются на земле. Он очень верно заметил, что мы так и не осознали, нам не дали правдиво осознать то, что произошло с Россией в 1917 году и позднее. А из-за этого мы не поняли, что произошло в 90-е ХХ века и что, вообще говоря, происходит сейчас…
– И чем больше я читаю все эти книги, чем меньше во мне желание приходить на работу. Я понимаю, что не могу подводить ребят, мою команду. Ведь в этом году мы наконец-то должны выйти в финал, и это был долгий, сложный путь. Но каждый день повторять эти шутки, которые как волкодавов, спускают на разные религии, и, в особенности, на православие – мне это делать все тяжелее с каждым днем.
– А ты не можешь как-то избежать этих шуток? Убедить всех, что они не подходят? Или не произносить их?
– Шутки придумываем не мы, а утверждают их на самом верху – здесь ничего не изменишь. Не произносить их я тоже не могу, ведь я капитан, а эти шутки – одни их самых важных, они от меня должны исходить по должности.
– Да, очень сложная у тебя ситуация. Конечно, самый, кажется, простой вариант – увольняться, но ведь он же и самый сложный…
– Да, если уволюсь – меня не поймут. Последствия могут быть самые катастрофические.
– Тебе бы со священником этот вопрос обсудить, получить его духовный совет с этой ситуации.
– Да, только священник-то и нет. Хотя ты упоминала о каком-то в нашу последнюю встречу.
– Да, надо постараться связаться с ним.
– Как свяжешься, ты мне сразу дай знать, чтобы можно было встретиться с ним!
– Конечно, иначе никак!
– Знаешь, Анна, я скучаю без тебя! Нет, серьезно, честно тебе говорю! Это не флирт или что-то в этом роде. Просто хотел тебе сказать…
– Да, по твоему поцелую я поняла, что ты скучаешь! – с улыбкой сказала она, – я тоже могу тебе в этом признаться. И эта наша встреча сегодня, я ее очень ждала. Знала, что теперь жизненные пути наши переплетены. И, хотим мы этого или нет, расплести их уже не удастся.
– Как ты все интересно описала! Да, наверное, так и есть! Но вот, уже и моя станция, ты выходишь со мной?
– Нет, я поеду дальше! До свидания! До скорой встречи!
– Да, до скорой, надеюсь, очень скорой встречи!
Его вытолкнула толпа людей, так что он даже не успел обнять Анну на прощанье, что ему очень хотелось сделать.
***
О ком же говорила Анна, когда упоминала о возможности встретиться со священником? Она имела в виду отца Серафима. Уже в преклонных годах, он был пострижен в монахи еще в молодости, а через некоторое время закончил духовную академию и стал иеромонахом (священником и монахом одновременно). Когда в его городе была закрыта последняя церковь, и не осталось ни одного действующего монастыря, он приютил у себя в квартире многих священников и монахов, большинство из которых потом ушли на восток, в Сибирь.
Отец Серафим служил очень редко, насколько позволяло уже серьезно пошатнувшееся здоровье, и все время удивлялся, почему его до сих пор не арестовали, несмотря на то, что фигурой он был достаточно известной в православных кругах. Знала о нем и Анна. Через своего знакомого, который близко общался со знакомым отца Серафима, Анна смогла договориться о присутствии на ближайшей литургии, которую должен был служить иеромонах через несколько недель. ФАС как раз вовремя позвонил Анне, и она смогла ему сказать, что у нее все получилось.
– Привет, Анна! Рад, что застал тебя дома! Сегодня отсыпалась после суток?
– Привет! Да, уже успела отдохнуть! Знаешь, я смога сделать то, о чем ты меня просил!
– Ого! Отлично! Давай встретимся, все расскажешь!
– С радостью!
– Давай где-нибудь погуляем. Например, в Измайловском парке.
– Хорошо. Я смогу быть там через часа два, не раньше.
– Да, отлично! Тогда через 2 часа в метро «Измайловский парк»?
– Я согласна.
Ровно через 2 часа ФАС был на месте. Анна опаздывала, ФАС ждал ее уже минут 15 и начал нервничать. В голову стали лезть разные мысли. Сначала сетование на женщин, которые вечно везде опаздывают, как будто специально. Раздражение сменилось беспокойством: может, что-то случилось, может, она попала в беду, а он здесь, ничего не знает и ничем не может помочь! С каждой минутой беспокойство все усиливалось, молодой человек уже, как говорят, места себе не находил, нарезая круги по платформе и нервно поглядывая на светящиеся электронные цифры часов метро (говорят, эти оранжевые цифры горят так, сменяя друг друга, уже лет 70, а то и больше).
И вот двери
