Книга Добывайки на реке - Мэри Нортон

Пройдя в прачечную через неплотно закрытую дверь и очутившись на каменных плитах пола, они снова услышали хорька. Но теперь Хомили не боялась.

— Царапайся, царапайся, — с вызовом сказала она; что ей хорек, когда у них есть возможность уйти отсюда! Но когда они наконец собрались все вместе под бельевым катком и заглянули в водосточную трубу, вновь обретенное мужество ей изменило. — О боже, — вздохнула она.

Водосток казался глубоким и темным, труба, как колодец, уходила под пол. Квадратная решетка, обычно закрывавшая ее, лежала наискосок рядом, и в зияющей глубине отражалось пламя их свеч; оттуда тянуло промозглым воздухом, доносился кислый запах хозяйственного мыла, несвежих дезинфицирующих средств и спитого чая.

— Что там, на дне? — спросила Хомили, вглядываясь в глубину. — Вода?

— Слизь, — сказал Спиллер.

— Мыльный кисель, — быстро проговорил Под.

— И нам придется по нему идти?

— Там неглубоко, — сказал Спиллер.

— Это ведь не канализационная труба, — успокаивающе сказал Под, стараясь, чтобы его слова звучали убедительно. — Но убей меня, не могу понять, — продолжал он, обращаясь к Спиллеру, — как тебе удается сдвигать с места эту решетку.

И Спиллер ему показал. Опустив в трубу свечу, он ткнул пальцем вниз; оттуда поднимался прислоненный к стене и упертый на дне колодца в камень небольшой медный прут вроде тех, на которые вешают шторы. Верхушка прута чуть-чуть выступала наружу. Когда решетка лежит на месте, объяснил Спиллер, она ничем не прикреплена. Навалившись на прут всем телом, он может приподнять один угол — так прачка поднимает подпоркой веревку с бельем. Затем он ставит нижний конец прута на камень, и все сооружение держится на месте само собой. А он вылезает из трубы на куске веревки, пропущенной через дырочки решетки, — «всего в два раза длиннее меня». Веревка, как понял Под, была закреплена намертво. Двойную петлю между двумя отверстиями в тонкой железной решетке было невозможно заметить сверху, а сама веревка, когда ею не пользовались, уходила вниз, в водосток. Если Спиллеру надо было полностью отодвинуть решетку, как, например, сейчас, он, выбравшись в щель, сделанную при помощи медного прута, вытаскивал следом за собой веревку, перекидывал ее через перекладину между ножками бельевого катка у себя над головой и принимался ее тянуть и дергать. Иногда, объяснил Спиллер, решетка легко соскальзывала с места, иногда опускалась одной стороной вниз и застревала под углом. В таком случае он доставал небольшой, но тяжелый болт, который хранился специально для этой цели, привязывал его к свободному концу веревки и садился на него верхом, болт опускался под его тяжестью и приподнимал решетку.

— Прекрасно придумано, — не уставал повторять Под.

Со свечой в руке он зашел под каток, потрогал мокрую веревку, подергал узлы и наконец, словно желая проверить, тяжелая ли она, толкнул решетку, — она легко скользнула вперед по стертым каменным плитам.

— Толкать-то легко, легче чем поднимать, — заметил он.

Посмотрев наверх, Арриэтта увидела огромные тени на потолке прачечной — они возникали, приближаясь и удаляясь, и вновь исчезали в мерцающем свете свечей: колеса, ручки, валки, кружащиеся спицы…. как будто огромный каток, под которым они стояли, вдруг каким-то чудом бесшумно заработал.

На полу возле водостока она увидела знакомый предмет: крышку алюминиевой мыльницы, той самой, в Которой Спиллер пустил ее волчком вниз по реке, той, в которой он обычно удил. Сейчас она была чем-то нагружена и покрыта куском старой шкуры — возможно, крысиной, — обвязанной вместе с грузом веревкой. Из дырки, просверленной в борту одного конца, свисал другой кусок веревки.

— Я тащу ее сюда волоком, — объяснил Спиллер, заметив, куда глядит Арриэтта.

— Я понимаю теперь, как ты попадаешь сюда, наверх, — сказала Хомили, уныло глядя на дно колодца, — меня волнует другое — как попасть вниз.

— О, просто прыгнуть, — сказал Спиллер и, взяв конец веревки, потащил мыльницу к двери.

— Все будет хорошо, Хомили, — поспешно сказал Под, — мы спустим тебя на болте.

Он обернулся к Спиллеру.

— Куда ты? — спросил он.

Не желая привлекать внимания к водостоку, Спиллер, по-видимому, решил разгрузиться в комнате. Теперь, когда человеки уехали, а дровяной ларь был отодвинут от стены, не было нужды подниматься к Люпи: он мог оставить все, что он принес, у дыры в плинтусе.

Пока Спиллер распаковывал свой груз, Под коротко наметил план действий:

— …если Спиллер не возражает, — вежливо повторял он каждый раз, уступая ему первое место.

Спиллер был со всем согласен, вернее, не имел никаких возражений. Сперва они опустили на дно колодца пустую крышку от мыльницы, затем кинули в нее яйцо, подкатив его к краю водостока, словно огромный футбольный Мяч. Под изо всех сил пнул его ногой; оно полетело, вертясь волчком, и с треском грохнулось в крышку. Однако это их не испугало, ведь оно было сварено вкрутую.

Вслед за яйцом спустили вниз Хомили. Сидя верхом на болте и не переставая ахать и охать, она одной рукой цеплялась за веревку, в другой держала зажженную свечу. Когда она перелезла с болта в мыльницу, та быстро заскользила вперед, и на один тревожный миг Хомили скрылась из виду. Однако, перебирая руками веревку, Спиллер подтащил мыльницу обратно и все увидели, что Хомили благополучно сидит позади яйца, хотя и ворчит потихоньку, держа в руке все еще горящую свечу.

— В крышке хватит места для двоих, — заявил Спиллер, и Арриэтту осторожно, чтобы не погасла свеча, спустили на дно колодца таким же торжественным манером (а ей так хотелось самой прыгнуть вниз!). Она села напротив матери по другую сторону качающегося яйца.

— Вы обе — хранительницы огня, — сказал Под. — Ваше дело сидеть спокойно и — держите яйцо! — светить туда, куда мы скажем…

В мыльнице послышалось шарканье ног, и она угрожающе закачалась; это Хомили, которая никогда не любила ездить — как сказали бы человеки «спиной к движению», — встала, чтобы поменяться местами с Арриэттой.

— Крепче держи веревку, — умоляла она Спиллера, пока они проделывали этот маневр.

Но вот уже они с Арриэттой снова сидят лицом к лицу, зажав яйцо коленями, и у каждой в руке свеча. Все это время Арриэтта не переставала смеяться.