вон же она! — Катя ошеломленно указывала на вошедшую в зал Клару. — Воронова приехала.
— С меня магарыч, — пообещала Рената и ломанулась прямиком к ней.
К этому времени в фойе было людно. Среди всей собравшейся публики Клара узнала лишь пару актеров, которых видела в кино. Пьяные и вальяжные киношники балагурили, шумели. Премьера еще не началась, но градус был изрядно высок. Никто не замечал появления Клары. Она себя чувствовала неприметной маленькой девочкой, забредшей на вечеринку для взрослых.
— Клара Кузьминична! Приветствую! — к ней подошла женщина с встрепанными короткими волосами и маленькими бегающими глазками.
— Добрый вечер! Мы знакомы?
— Рената Кравец, корреспондент газеты «Желтый буревестник». Могу я вам задать пару вопросов?
— Мне-то зачем? Я в кино не снималась.
— Вопросы касаются Антона Золотова, сыгравшего в фильме подручного мафиози.
— Не поняла, при чем тут я? У него и спрашивайте, — Клару начала раздражать эта назойливая особа.
— Понимаете ли, вопрос щепетильного характера. Люди поговаривают, что — он фаворит продюсера. А пришел на премьеру с девицей. Вы, как его бывшая партнерша, можете прокомментировать этот треугольник?
— Кто я? Бывшая партнерша?! — почва уходила из-под ног. Возвышенное состояние, навеянное грезами о большой и чистой любви, враз сменилось на вселенский гнев.
— Послушайте, милочка, я сейчас отменным джебом вынесу либо вашу челюсть, либо Антона, либо вашего продюсера. Ан нет, скорее все три сразу. Пошла вон! — Клара перешла на крик.
— Кларита, ты здесь?! — Антон, увидевший Клару, сквозь толпу протискивался к ней.
— Третий акт. Кульминация! — восторженно произнесла Катя-хлопушка, довольная удавшейся интригой.
Подбежавший Антон раскинул свои объятья. Его лицо светилось счастьем. Клара, увернувшись от близости, нанесла сокрушительный удар коленом в пах своему ухажеру.
— Ненавистная продажная подстилка! — прошипела она.
— Что вы себе позволяете?! — выпалила подоспевшая Виталинка.
— А ты кто еще такая?
— Невеста его, — горделиво заявила девушка.
— Клара, не слушай ее! — куксясь от боли, выкрикнул Антон.
— Знаешь, что, невеста! — заявила Клара. — Быть тебе его бородой. И терпеть всю жизнь его гульки с продюсерами! Совет да любовь!
— Клара, все не так! — пытался ее остановить Антон.
Но Кузьминична уже убегала к выходу. А довольные журналюги рассылали кадры в свои редакции, чтобы первыми опубликовать скандал.
….
Этим вечером Василий пытался сконцентрироваться на чтении детектива, но мысли постоянно пытались соскочить с ровного ряда букв. «Я — третий лишний», — крутилось в голове. На смену этим мыслям приходили думы о том, что работа по хозяйству у Клары не закончена. Да и следствие пускать на самотек нельзя, Крюков опять в загуле. Затем мысли пытались опять ухватиться за сюжетную линию книги, и снова срывались туда, где Кларе было не до него. Из этого мазохистского транса Василия вывело появление любимой женщины.
Его голубка с перемазанным тушью лицом вся в слезах переступила порог гостиной. Подол ее расклешенного платья был залит вином и вымазан грязью. Она ковыляла кривой походкой на единственном каблуке.
— А где же каблук? — Василий не нашел спросить ничего лучшего.
— Ы-ы-ы-ы… — заревела Клара и плюхнулась на кушетку.
— Не плачь, милая! — Василий попытался обнять, но Клара оттолкнула его.
— А знаешь?! — торжественно произнес Василий. — Я починю твой каблук!
Клара на мгновение замолкла.
— Починишь? — недоверчиво переспросила она.
— На раз два! — прочеканил он.
Клара повисла на шее своего доброго друга.
— Наливка не кончилась? — спросила она.
— Оппля! — Василий достал флягу из своего кармана. — Отведайте, барышня, живой воды!
Накрыла теплая ночь. Деревянная беседка из тонких рей, сплошь увитая лозами клематиса и усыпанная бело-розовыми огромными цветками, походила на домик хоббита. Желтый свет подвешенных фонариков делал ее еще более сказочным.
Пыхтела маленькая печка. На мангале шкворчали жирком колбаски, а на столе стояла початая бутыль наливки с двумя кружками.
Как же надрывались цикады, рьяно благоухали цветы, и как нежно обласкивал залетавший робкий ветерок! Кларе уже не было больно. А может, и вообще не было больно. И отношения с Антоном были лишь прихотью, блажью, кризисом среднего возраста. Сейчас все вернулось на свои места. Никто ей не баламутил голову. И стало необыкновенно легко.
Полумрак прорисовал лицо Василия более жесткими линиями. «Скуластый ты у меня, — отметила Клара, — черты волевые». И плечи у него, и бицепсы играют из-под майки не хуже, чем у Антохи. А предплечье вовсе — здоровая махина.
— И почему ты не сбежал от меня? — спросила она.
— Я понимаю тебя.
Клара лишь пожала плечами. Как он мог ее понимать?
— Я и сам стреляный воробей.
— А я про тебя ничего и не знаю, — пожала плечами Клара.
— Свою жену Таньку любил, как любят жену. Зарплату всю в дом таскал, не утаивал. Ну самую малость, на поллитра заначку оставлял. По дому шуршал, как прикажет. Как-то я ее в отпуск на море отправил, а сам в райцентр поехал по делу. Там и познакомился с Ксенией. Одинокая, сама дочь растит. Ее бывший муж, осужденный за убийство, только с тюрьмы вышел. Психованный он. Я и заступился за нее. Да и завертелось у нас. Больно ласковая она, приголубила так, что чумной ходил.
Клара сидела, опустив плечи и погружаясь в жизнь Василия. Этот мужчина был для нее приятной данностью до этого момента. Но почему-то только сейчас он в ее глазах обретал идентичность.
— Любил я двух женщин всем сердцем, но всем эта любовь жизнь испортила. В итоге жена с детьми в Польшу переехали к родственникам. А Ксения на себе моего друга женила. Вроде все верно, я был неправ. Двух женщин заставил страдать. Но ведь я тогда не мог иначе. И волком выл, и пытался бросить Ксюху, а ничего не выходило. Тогда я понял, что любовные треугольники способно развести только время. А воля человека в этой ситуации бессильна.
Нависла пауза. Какофония ночных звуков усилила пафос последней фразы.
— Благо, у меня это время не затянулось, — сказала Клара.
Ночные звуки перебило громкое басистое пение.
«При луне шумят уныло
Листья в поздний час,
И никто, о друг мой милый,
Не услышит нас»3, — надрывался Антон. С бутылкой виски в руках он ввалился в беседку. За ним вошел Палыч:
— Клара Кузьминична! Не мог не впустить охламона этого. Он уселся прям у ворот, песни орал. Когда я его выгонять начал, он сказал, что никуда не уйдет, и вопрос касается жизни и смерти. Ну я и подумал, может, что важное.
Антон, покачиваясь, плюхнулся на колени перед Кларой.
— Прости меня, прекраснейшая из женщин! — он примкнул губами к ее колену.
— Вставай уже, — буркнула Клара.
— Колбасу будешь? — прервал неловкий момент Василий.
— Буду, — согласился Антон и сел за стол.
