Услышав зов, собирайся в путь,Прихвати только то, что не сможешь вернуть,Мужа, жену, дитя и родню,Собирайся сейчас, твоя жизнь на кону.–Отец!– продолжал звать Холт.
Он крикнул еще раз. И еще. И еще, пока один человек не показался ему знакомым. Он стоял в дверях заведения, что когда-то было таверной.
–Мистер Уивер!– задохнулся от радости Холт и почти бегом бросился к нему: наконец кто-то из Крэга.
Мистер Уивер выглядел ужасно. Он еле держался на ногах, на его горле образовалась бледно-зеленая корка. Ткач прищурился, потер глаз и прохрипел:
–Холт Кук?
–Да! Да, это я…
–Мы думали, ты мертв.
–Мой отец,– перебил его Холт.– Пожалуйста, скажите мне…
–А-а, он внутри, но…
–Эш, подожди здесь.
Протиснувшись мимо мистера Уивера, подросток распахнул дверь. В бывшей таверне он обнаружил еще больше знакомых лиц. Там был мистер Монгер, Поттеры[4], старый мистер Кобблер[5], вся семья Карпентеров[6], Танеры[7], даже Ойстеры[8] и множество других жителей Крэга. Похоже, из тех, кто не остался в форте Кеннет, почти все добрались до столицы.
И все были заражены. Зеленые вены вздулись на шеях и на лицах, люди царапали кожу, уже затвердевшую в подобие панциря, как у жуков. Воздух был плотным, таким же тяжелым, как в Умирающем Лесу. Потухшие глаза обратились к Холту.
–Кто это?
–Нам прислали еду?
–Это Холт Кук.
Раздались шокированные вздохи, но их заглушили ужасные приступы кашля, доносившиеся из каждого угла.
–Где мой отец?!– прокричал подросток, надеясь, что его услышат.
Некоторым удалось поднять руку и указать на дверь за стойкой бара. Конечно, простонал про себя Холт, конечно! Где еще мог быть его отец… Перемахнув через стойку, он ворвался на кухню.
Лица, знакомые ему и чужие, одновременно повернулись в его сторону. Повара, двое горничных, их семьи. С мокрыми от пота лицами, они поддерживали друг за друга. Кто-то рухнул лицом вниз на рабочий стол. А на стуле у камина подросток увидел обмякшее тело Ионы Кука. Его грудь еле вздымалась.
–Нет!– задохнулся Холт. Сбывался его самый кошмарный страх.
–Холт?– с трудом прошептал Иона.
Он попытался подняться, покачнулся, и, прижав руку к груди, начал оседать вниз.
Очнувшись, подросток одним прыжком подскочил к отцу, успевая его подхватить, и осторожно опустился вместе с ним на пол. Иона уронил голову на колени сына, пытаясь сфокусировать блуждающий взгляд на его лице.
–Отец…– поперхнулся Холт.
Иона страшно похудел, почти иссох, а его густые волосы почти все выпали.
Обезумев от горя, подросток дернул ворот мешковатой, грязной рубашки отца – посмотреть, как глубоко заражение распространилось по телу. Хотя он уже знал, насколько все плохо. Он знал. И обширные очаги гниющей кожи не оставляли надежды.
Глаза Холта наполнились слезами. Он хотел так много сказать отцу – о том, как ему жаль. Из-за того, что оставил отца, причинил ему столько боли, заставил так страдать. И все же те самые слова – если могли бы найтись такие, чтобы все это выразить – ускользали от Холта. Да и вообще словами ничего не поправить.
–Я принес твою книгу,– хрипло сказал он.
И вытащил из сумки бесценную реликвию их семьи. Книга уже не выглядела так роскошно, как раньше: углы погнулись, кожаный переплет покрылся царапинами, и где-то на страницах наверняка обнаружатся пятна его крови.
–Я взял ее с собой.
Губы Ионы дернулись вверх в попытке улыбнуться.
Те, кто находился вместе с ними в комнате, за все это время ни разу не пошевелились и не произнесли ни слова. Неужели от болезни их разум уже помутился?
–Я могу помочь,– опомнился Холт, вспыхнув от ненависти к самому себе за то, что не сделал этого сразу.
Выронив книгу, подросток нашел ядро Эша, вытянул свет и собрал его на ладони.
Это должно было сработать. Это. Должно. Было… Сработать.
Холт прижал руку к груди отца и выплеснул магию мягко, щедро – точно так же, как получилось со старым дубом в лесу. Он вложил ее силу в своего отца.
Иона ахнул, когда магия наполнила его тело. От лунного света взор его вспыхнул, и на какое-то удивительное мгновение Холту показалось, что он справился. Но свет померк. И последние признаки жизни уходили из глаз его отца.
–Магия?– Иона дышал тяжело, с присвистом, а его взгляд не отрывался от лица сына.
