"фик" по-немецки значит тоже самое, что и "фак" по-английски. Надо бы поосторожнее выражать свои чувства, а то напрошусь ещё неизвестно на что.
Провела пальцем по экрану. Следующее упражнение. Стих. Про яблоки. Переведите, пожалуйста. Нет, это уж слишком!
Я решительно вскочила с кровати. Так же решительно вышла из номера. Вспомнила кстати про свой шпионский обрывок бумаги. Вот он, лежит у двери. Я и забыла про него. Значит, первый раз был на месте. Но и ходила на кухню я всего минут двадцать. Ну может, не двадцать, но всё же — недолго. Сейчас даже дверь было лень закрывать на ключ. Ладно, потом проверю. По лестнице спустилась неторопливо, с достоинством. Дворецкого снова не было. Правильно, зачем сидеть на месте, когда ты нужен? Ну, и хорошо, где находится кухня, я уже знаю.
Чёрт бы побрал этот обеденный зал. Обеденный зал — это там, где обедают. Собираются за столом, с семьёй или с друзьями, на крайний случай с какой-нибудь приятной компанией. Шутят, смеются, пересказывают друг другу новости и уже потом кушают. А тут — тоска зелёная. Хоть бы этот старый херр со мной посидел. Нет, он при каждом удобном случае норовит слинять. Дождётся, я про все его выкрутасы хозяевам расскажу. Хотя это и нехорошо, конечно.
Интересно мне было — где же его хозяева? Живут себе где-нибудь на Мальдивах и в ус не дуют. Конечно, что им тут делать в мёртвый сезон. Когда они сюда приезжают? Неужели — в августе, когда он сменяется? Сменяется с кем? Самое главное — ответов на эти вопросы, наверное, мне не дождаться.
Ещё было интересно — сколько я просидела над упражнениями с глаголами? Неужели подошло время ужина.
На столе стояла тарелочка с пшенной кашей. Что-то удержало поваров от того, чтобы насовать в неё бекона, грудинки или просто сала. Представлю, как им хотелось. Плакали наверно.
Каша ещё дымилась. А где же фрукты? Не понимают? Ну, что за люди? Скандал им закатить что ли? А и закачу! Пусть Стасик потом сам разруливает.
Но каша, надо заметить, удалась. Я не успела опомниться, как слопала полтарелки. Эй, эй! Остановись! Я пыталась включить доводы разума. Но куда там! Рассыпчатая, ароматная молочная каша так и таяла на языке. Когда я вообще последний раз ела кашу? В детском садике? В школе? В деревне, у бабушки? Бабушка как раз готовила пшенку. Но делала она по-другому. Брала небольшую тыковку, набивала её пшеном и совала в печь, на раскаленные угли. Печь у неё была не русской, а обыкновенной голландкой, но, чтобы испечь тыкву, она годилась вполне. Тыква пеклась до румяной корочки. Если бабушка хотела сделать кашу сладкой, она добавляла в тыковку морковь и немного сахара. Но если каша была на второе, то без лука и мяса было не обойтись. Я втихушку бросала кусочки мяса под стол, туда где во время обеда обретался прожорливый Васька. Котяра обычно прятался под табуреткой и куски ловил прямо в воздухе, как собака. Бабушка иногда это видела. "Без сладкого!" — сухо замечала она, спокойно продолжая есть. После этого она разливала по чашечкам чай и не давала к нему даже варенья.
Впрочем, после определённого количества вздохов, на столе появлялась корзинка с печеньем или вафлями. Жить было можно.
Каша, конечно, была вкусна. И всё же я довольно принципиально обозначила свою фруктовую позицию. Отступать теперь было нельзя. Я взяла пустую тарелку и понесла её на кухню. Поцарапалась в дверь и, не ожидая ответа, вошла внутрь. Кухня по-прежнему отсвечивала чистотой. Занавески были собраны тесёмкой. Но яблок на окне не было. Значит так? Война? Будет вам война. Что бы такое придумать для начала? Пока я придумывала, решила вымыть тарелку. Подошла к мойке и повернула кран. Воды не было. Открутила второй — тот же эффект. Слышала я, конечно, что немцы воду экономят. Но чтобы перекрывать вентиль, покидая кухню. Это уж слишком! Думаете, Юля остановится? Юля родилась в хрущевке!
Я полезла под раковину в поисках вентиля. Да так там и замерла. Вентиля под мойкой не было.
Глава 16
Не было там не только вентиля, не было там и подводки, там не было вообще никаких труб. Хвостики от смесителя, две тонкие, оплетённые проволокой трубочки, с гайками на конце сиротливо болтались под раковиной. Как это? Почему? Я встала и в недоумении прислонилась к плите. Через секунду включила конфорку, потом другую, затем остальные две. Они не работали. Подождала пару минут. Холодные. Я потянула плиту на себя. Тяжёлая, она нехотя заскрипела по кафелю. Без особой опаски я легла на неё, перегнулась. Сзади плиты торчал небольшой пучок проводов. Розетки на стене не было. Что-то становится слишком интересно. Я спрыгнула, подтолкнула плиту назад.
На кухне была вторая дверь, та, что вела непонятно куда. Сомнений быть не могло, разгадка таилась в соседнем помещении. Я от души подергала ручку, но дверь не поддавалась. Налегла на неё плечом. Дверь осталась на месте.
Во что бы то ни стало мне надо было открыть эту проклятую дверь. В ящике стола лежала кое-какая утварь. Я взяла нож и попыталась отжать им дверь. Нож не проходил в щель. Я пригляделась и вдруг поняла, что между косяком и полотном нет зазора. Там вообще никакой двери нет. То есть она — бутафорская. Это была просто накладка на стену. И за стеной, скорее всего, ничего нет.
С минуту я это осознавала. Потом бросила нож на место. Захлопнула стол. И вздрогнула. В проёме двери, настоящей двери, что вела в обеденный зал, стоял дворецкий.
— Что вы здесь делаете?
— Тарелку хотела помыть, — захлопала я глазами. — У вас чистящее есть?
— Какое чистящее?
— Ну, Фэйри, там? Я не знаю.
— Поставьте тарелку в мойку, — скомандовал он. — Гостям не положено мыть посуду.
Ишь раскомандовался! Я поставила тарелку, как он велел. И всё что я хотела ему сказать, махом вылетело у меня из головы.
Но всё же я хотела сказать… Или спросить. Или… Я вышла из кухни. Интересно, когда он вошёл? И что он видел? Он видел, как я двигала плиту? Или как ковыряла дверь? Об этом я спрашивать не хотела. Но всё же…
— Пожалуйста, я должна видеть повара! — начала я решительно.
— Фройляйн что-то не понравилось? — старый херр поинтересовался максимально учтиво.
— Почему вы обращайтесь ко мне в третьем лице? Всё время?
— Что вам не нравится? — тон его оставался таким же учтивым, но вот
