хорошо? Поламывает кости? — спросил Ваня.
— Очень хорошо.
— Всяк человек кузнец своему счастью, — проговорил рабочий, отпуская приглянувшихся ему ребят. — «Чтоб свергнуть гнет рукой умелой, отвоевать свое добро, вздувайте горн и куйте смело, пока железо горячо!»
Он стоял, высокий и сильный, в разорванной рубахе, из-под которой видна была мускулистая, заросшая курчавыми волосами грудь и блестящий медный крестик на ней. Казалось, только пожелай кузнец — и он смог бы перековать весь земной шар!
Горн отбрасывал багровые блики на сваленное в кучу железо, на колеса, стены и потолок, и Луке мерещилось, будто в углах кузницы стоят красные знамена, а на земле сложено оружие для борьбы, о которой так часто говорят рабочие люди.
— Кто этот кузнец, как его зовут? — спросил Лука товарища, когда они отправились домой.
— Дядя Миша, мой приятель, — ответил Ваня. — Поинтереснее твоего Степки Скуратова будет. Слыхал, как он сказал насчет того, чтобы свергнуть гнет?
В доме ветеринара пахло сухим хмелем и каким-то тонким лекарством, запах которого впитался во все вещи.
За столом с тихо мурлыкающим самоваром сидел у Аксеновых в гостях доктор Цыганков, на нем был кремовый чесучовый пиджак.
Мария Гавриловна пригласила Луку к столу.
— Как ты не поймешь, что только рабочий класс способен свергнуть самодержавие! Ибо он — подлинно революционный класс, — кипятился доктор, размешивая ложечкой варенье в стакане.
В беседе доктор употреблял такие слова, как «охранка», «подпольные кружки», «террор», «погромы», «черная сотня», говорил о народе, ругал царя, поминал какого-то неграмотного распутного мужика с подходящей для него фамилией Распутин. Раскрасневшийся Иван Данилович слушал доктора со вниманием. Он достал из кармана толстовки металлическую коробку из-под шприца, запустил в нее длинные желтые пальцы, вынул щепотку табаку.
— Ваня, сколько раз я просила тебя не курить в доме! — пожурила его Мария Гавриловна и подбросила в самоварную трубу несколько угольков.
Ветеринар с явным сожалением положил табак обратно, щелкнул крышкой коробки.
Дуя на блюдечко, попивая чай, заваренный морковкой, и косясь на круглую вазочку с вареньем, Лука осматривал бедную комнату, освещенную висячей керосиновой лампой под стеклянным абажуром. Здесь были никелированная кровать с шишечками, на которой, наверное, спали Иван Данилович с Марией Гавриловной, комод с зеркалом, портрет Ивана Даниловича в молодости, наклеенная на гипс изящная головка женщины, вырезанная из журнала «Пробуждение».
В углу стоял застекленный шкаф, наполненный книгами. С него-то и не сводил глаз смущенный Лука. Напротив него сидела Шурочка, с ее губ не сходила улыбка, которую нельзя было не заметить.
— Хотите почитать «Героя нашего времени»? Я нашла для вас — Шурочка проворно выпорхнула в соседнюю комнату, принесла томик Лермонтова в сереньком переплете. — Возьмите…
Лука вспыхнул.
— Я уже читал эту книгу, — соврал он, еще гуще краснея.
— А мне брат говорил… — начала было девочка.
Но Лука перебил ее.
— Он всегда так, выскакивает, когда его не просят, — глядя на товарища умоляющими глазами, проговорил Лука и, поспешно допив чай, заторопился домой.
— Оставайтесь ночевать у нас. Я постелю вам с сыном на веранде, — предложила добрая Мария Гавриловна.
— Я бы остался, да боюсь, что папа забеспокоится, — ответил мальчик и посмотрел в ясные глаза женщины, в которых светилась ее открытая и любящая душа.
— Я попрошу кого-нибудь из золоторотцев передать ему, что вы остались у нас.
Лука сдался и вскоре, облитый лунным светом, лежал на веранде под одним одеялом с Ваней. В ногах у них примостился Гектор.
Мальчики слышали, как, переругиваясь между собой, ассенизаторы запрягали лошадей и как в одиннадцать часов, словно по команде, через трое ворот бодро выехал весь обоз. Ошинованные колеса бочек долго гремели по мостовой.
— Что бы нам сделать такое необыкновенное, чтобы о нас все сразу заговорили?.. Удрать на войну, в разведчики, и вернуться оттуда с Георгиевскими крестами? — спросил Ваня.
— Глупости… Знаешь что, давай подговорим мальчишек и мотнемся завтра на кирпичный завод Ващенка, залезем на верх трубы, посмотрим на город с высоты, а потом пройдем через подземные ходы, — предложил Лука.
— А если там и вправду прячется банда Пятисотского? — испуганно спросил Ваня и сбросил с себя ноги товарища.
— Тем лучше. Нас они вряд ли тронут. Возьмем с собой Гектора и пойдем.
В городе орудовала неуловимая банда Ваньки Пятисотского. Каждый день мальчишки слышали о грабежах и убийствах. Поговаривали, что сын лавочника Светличного Ленька состоит в банде.
Пройдя половину неба, ледяная луна исчезла, словно растворилась в наступившей прохладе, стало совсем темно, а в комнате доктор Цыганков и Иван Данилович все еще не могли наговориться, и оттуда сквозь раскрытые окна плыл сладковатый табачный дымок. Засыпая, Лука разобрал воинственные слова доктора:
— Я презираю царя, этого венценосного скота…
На что Иван Данилович ответил:
— Господи, владыко живота моего! — и оглушительно зевнул, потревожив уснувшего Гектора.
— Хает царя, а у самого в квартире портрет царский висит, как икона, — возмутился Ванечка.
Лука знал: большинство людей ненавидело царя, и у большинства в домах висели изображения этого розовощекого, рыжебородого человечка, с голубой лентой и в орденах.
— Ну, я пойду домой, старуха моя, наверное, еще не ложилась, ждет меня, — устало пробормотал доктор, и вскоре послышались его шаги на деревянных ступеньках крыльца.
…Утром, встретившись у пруда, мальчишки одобрили затею Луки и после купания отправились на давно остановившийся, заброшенный хозяевами кирпичный завод. Всей гурьбой они спустились в ходок трубы, увидели высоко-высоко над собой маленький, круглый, как серебряный полтинник, клочок неба и железные ржавые скобы, вбитые в круглую стену трубы.
— Ну, что вы стоите? Кто первый взберется на самый верх? — подзадоривал Лука.
Никто не отважился лезть. Тогда Лука схватился за скобу, подтянулся и полез — все выше и выше. Голова его кружилась, было страшно глядеть вниз, но он преодолевал скобу за скобой и наконец, едва не ослепнув от света, ударившего в глаза, выбрался на самый верх. Ветер с силой ударил его и чуть не столкнул на землю. Как-то он слышал, что фабричные трубы качаются. Тогда он не поверил этому. Но труба действительно качалась, это ощущало все его тело. На какое-то мгновение мальчик испытал дерзкую решимость броситься вниз, но это болезненное желание быстро прошло вместе с головокружением.
Боже мой, как много увидел он с высоты! Чаруса со всеми своими сказочными церквами лежала перед ним словно на ладони. Он видел паровоз, тащивший вагончики величиною со спичечную коробку. Цеха Паровозного завода дымили.
Мальчик так увлекся зрелищем, что позабыл о товарищах, ждавших его внизу. Невдалеке торчало железное копье громоотвода. В школе на уроке арифметики он как-то прочел, что знаменитый сыщик Шерлок Холмс спустился по громоотводу. Хорошо бы и ему
