Семенова, они договорились, что он отдаст долг в течение недели.
Да только утром Покровский объявил, что его обокрали. И заявил, что кроме Юрика, про деньги никто не знал. Поэтому ты, Семенов, долг отдай до послезавтра. А с кражей я разберусь, и мне за нее ответят.
Гм. Окуеть. В общаге лучшего в стране(ну хорошо, хорошо), одного из лучших питерских вузов, не только шпилят. Но и занимаются мелкими разводками!
Юрий тем временем рассказывал, что поговорил в общаге с парнями. За последнее время, с начала весны, ещё несколько парней крупно проигрались. И, кажется, Ильюха Векшин, второкурсник с кибернетики, у него теперь в прислуге. Не смог расплатиться.
— В общем, Колян. Тут рассказывают, что ты в Туркмении денег срубил. Выручи, а? А я, в строяк съезжу и, в сентябре, рассчитаюсь.
Этого Покровского я немного знаю. Высокий красавец, член институтского комитета комсомола. Вечно окружен девушками. Впрочем, у нас здесь все парни, так или иначе, все время окружены девушками.
— Да пошли ты, Юрик, этого урода!
— У него там пара парней в компании. Не наших, не институтских. Они Борю Лахтина, с бухучета, так отмудохали, что он месяц лечился.
— А в ментовку?
— Так Боря и пошел вроде. Да только даже заяву не приняли. Ну, все со слов, никаких улик, да и сумма поменьше. Вот в тот же вечер ему ребра и сломали.
— Прелестно! Ну ты и влип Юрец. Давай так. У меня сейчас таких денег нет. Я сегодня сниму в сберкассе, и тебе завтра дам. Хорошо?
— Ты, Колян, человек. Даже не знаю, как бы выкручивался. Думал институт бросать.
— Только давай договоримся. Деньги Покровскому ты отдашь при мне. Сможешь его сюда завтра выцепить? Еще парней позови. Витю вон. Да и Мишу.
— У него завтра зачет. Он по любому придет.
— Дозвонись мне вечером, сориентируй по времени.
Получив свою пятерку, Вика не стала злодействовать. Наоборот, порассуждала про неспособность некоторых к работе с простейшими устройствами. Позор. И сообщила, что у Суркова сломалась машина. Поэтому ты везешь нас с Иркой. Попытался завлечь ее на просмотр супер-фильма «Танец-Вспышка». Викунь, там она работала сталеваром, но мечтала стать балериной. И таки стала, прямо от прокатного стана — в КарнегиХолл. Правда немного в стриптизе поработала. Не оторваться.
Не сработало. То-то она такая спокойная. Тебе, Коля, Суркова на ремонт тащить. И думать о своей наглости. Можно, я буду страдать, Виктория? Или мне уже искать себе девушку, не отвлекаясь на страдания?
Тащить Серегину Волгу Жигулями я отказался. Ты, Сурков, еще мне предложи бурлаком поработать, лично. Поймали Газон, оттащили. Там у Сереги букет радостей. Сцепление, клапана, и радиатор течет. Так что потом пешком сходили на Грибоедова, в сберкассу.
По дороге я рассказал Суркову историю про карточные игры. Он, к моему удивлению, поведал, что и у них в общагах, на Лесной и Политехнической, тоже поигрывают. Правда, про разводки он не слышал…
И вся эта суета продолжалась до вечера. А потом я все же утащил Вику к себе. Правда кино мы посмотреть забыли…
Мы договорились с Юриком на десять утра. И я не стал будить Вичку, собрался и пошел в институт. Десяти еще не было, но на лестнице уже были все участники мероприятия. Красавец Покровский, и с ним еще два каких-то угрюмых кренделя. Не институтские. И наши Юрик, Витя, и Миша — староста параллельной группы. Поздоровался с однокашникми за руку. Кивнул Покровскому. Полез в рюкзачок, достал десять сотенных, полученных вчера в сберкассе. И, глядя в глаза Покровскому сказал:
— Вот, Юрик, ты просил взаймы. Тысяча, как и договаривались.
В глазах Покровского мелькнула досада. Юрик протянул ему деньги и попросил пересчитать. И вслух подтвердить, что долг погашен.
Он небрежно развернул деньги веером, кивнул и сказал:
— Ты отдал долг, Юрик. — и убрал штуку во внутренний карман модного пиджака с приспущенными плечами, и подвернутыми рукавами.
Они, все трое, одеты очень модно и дорого.
Я достал сигарету, и закурил.
— Тут вот какое дело, Костик. — обратился я к Покровскому. — Ты в общаге больше не играй.
— Я сам решу, что мне делать! — презрительно бросил он мне.
— Конечно — согласился я — только игру в общаге — прекрати.
— А то что?
— Ну как что? — засмеялся я — студсовет общаги примет постановление, и будет проводить рейды по несколько раз за ночь. Все равно играть не получится. Правда, Вить?
Наш староста, хмуро наблюдал все происходящее, прислонившись спиной к стене. Он член студсовета, и вполне может это устроить. Отвечать он не стал. Просто кивнул.
В глазах Покровского мелькнула брезгливая злость.
— Ты, Андреев, решил, что если надавал поленом по лицу Снежку, то любого заломаешь? — прошлой осенью я слегка настучал по башке бывшему Викину ухажеру, и его могучему приятелю. В массах гуляет версия, что тихий я озверел, и гонялся за ними с трамвайной шпалой. У более продвинутых полууголовников, тоже, получается, есть мнение про подручные средства.
— Я, Костик, решил, что ты больше в общаге играть не будешь. И этого добьюсь. Ты меня понял?
— Я тебе сейчас объясню, что буду, а что нет, придурок. — к моему полнейшему изумлению, он достал из кармана раскладной нож — Да и за соской этой твоей, присматривай, а то быстро в подворотне раком …
Договорить он не успел.
Я вроде как махнул рукой, и Покровский прилег. Не останавливаясь, сунул тому, что справа, по кивательной мышце, а тому что слева скрутил протянутую ко мне руку. И они тож прилегли. Положено добивать. Но так и покалечить можно. Так что я просто сказал:
— Лучше лежите.
Покровский не согласился и получил уже ногой по уху. И остался сидеть на заплеванном полу. Один из его сопровождающих, вроде как сунул руку в карман. Но наткнулся на мой взгляд. Я покачал головой.
Лейтенант Батура, официально, был мастером спорта по офицерскому многоборью. И чемпионом округа. А еще, в двадцать шесть лет, он по прежнему, был лейтенантом. Слухи ходили разные. Про то, как какой-то большой чин на него орал.
Как бы то ни было, у нас на него никто не повышал голос. Даже замполит, был с ним приторно вежлив.
Тип единоборств, что он в нас вдалбливал, не жалея сил, названия не имеет. Как я, много позже, сообразил, он ближе всего к тхэквондо. Но, все же, очень своеобразный. Великолепный и прекрасный. И недостаток только один. Он — совершенно не зрелищный. У стороннего наблюдателя, сплошь и рядом, возникает ощущения случайности и необязательности произошедшего.
