впечатление войны нет. Вот так всегда только расслабились и опять проблемы. В полумиле от нас показывается рубка подводной лодки и все взгляды прикованы на эту рубку и на немецких моряков, которые приводят орудие в боевую готовность. Команда с капитанского мостика и все с удивлением смотрят как британский флаг сползает с флагштока. Капитан решил сдаться, корабль не имеет штатного вооружения и против двух орудий подводной лодки беззащитен. Но это если не считать двух трофейных немецких пушек и, хотя к ним только двадцать снарядов, но сдаваться без боя это неправильно совсем. В моем экипаже четыре человека могут развернуть, прицелиться и произвести выстрел капитан, что забыл об этом факте. Четверых отправляю к орудию, сам вместе с тремя бойцами прорываюсь сквозь толпу на палубе на капитанский мостик. На мостике странная картина — капитан и старший помощник готовят секретные морские карты и судовой журнал не к уничтожению, они собирают документы для передачи немцам. Слегка опешив от того с какой спокойной обстоятельностью, собирают секретные документы для сдачи противнику я оглядел обстановку на капитанском мостике. У штурвала лежал матрос, на его форменке расплывалось кровавое пятно. В углу стоял, подняв руки второй матрос. Решение надо принимать очень быстро — капитан разворачивается в мою сторону и поднимает руку с револьвером. Решение надо принимать очень быстро, и я начинаю сразу стрелять сначала в капитана и затем и в старшего помощника. Отдаю приказ матросу — к штурвалу. Курс — на Дувр. Сам шагаю к машинному телеграфу и ставлю — полный вперед. Затем отправляю своих к флагштоку, чтобы подняли флаг и охраняли его от других любителей немецкого плена. Машины наконец дали ход и пароход задрожал, набирая скорость. Беру рупор и подхожу к обвесу на капитанском мостике и сообщаю всем, кто находиться на верхней палубе. Мы принимаем бой — капитан и старший помощник расстреляны за измену- теперь капитан этого парохода я и в случае неповиновения все виновные будут расстреляны на месте. Пассажиры с палубы. Команда к машинам и по местам по-боевому расписания. Быстро вперед. Конечно, команды были поданы не совсем правильно. Но меня поняли, и палуба опустела. На подводной лодке привели орудия в боевое положение и произвели выстрел. Снаряд лег впереди по курсу. На лодке подняли флажный сигнал — застопорит машины. Сдавайтесь. Наконец от нашего орудия сообщили что готовы открыть огонь и получили команду — произвести выстрел. И мы попали наш снаряд лег прямо в цель — одно из орудий на подводной лодке было разбито. Первый же снаряд лег удачно, и я дал команду — беглым огнем пять снарядов и орудие стало быстро стрелять по немцам. Мы успели попасть по немцам ещё три раза. Один раз попали в рубку и два раза по корпусу. Затем немцы пристрелялись и немецкие снаряды стали рваться в надстройках и на палубе у орудия. Одним из снарядов орудие нам разбили. Пароход лег в циркуляцию и стал описывать окружность. Немцы прекратили стрелять, видя наше беспомощное состояние и снова предложили сдаваться. Я оставил на мостике у штурвала матроса с приказом — как только восстановим управление направить пароход на подводную лодку и таранить лодку безо всякой жалости. Пароход горел в нескольких местах был перебит трос ведущий от штурвала к перу руля и в первую очередь надо было потушить пожары и восстановить управление кораблем. Команда оказалась боевой, странно, что капитан хотел сдаться. Команда парохода без моих указаний уже тушила пожары и механик смог восстановить управление кораблем. Матрос, стоящий на штурвале, безукоризненно выполнил мой приказ и развернув пароход направил его на таран подводной лодки. Они снова стали стрелять в нас, но теперь слишком нервничали и стали мазать, позорно мазать стреляя в упор. Скорость нашего корабля была небольшой, и я успел собрать абордажную команду из добровольцев. Вооружения у нас было самое простое багры и пожарные топоры и несколько винтовок у добровольцев из пехоты. У меня собралось полтора десятка добровольцев и когда наш пароход с небольшой скоростью врезался в борт подводной лодки тоя прыгнул на верхнюю палубу лодки и за мной с криками посыпались остальные. Немцы развернули орудие и хотели выстрелить в нашу сторону и не успели. Наш залп снес орудийный расчет за борт. И вот мы бегом рванули к рубке. От рубки в нас стреляли, но как-то неуверенно. Ситуация сложилась странная. По правилам мы должны были сдаться, мы же атаковали подводную лодку из пехотного орудия и затем пошли на таран и абордаж. Так на море сейчас не воевали. Так воевали во времена Нельсона, и немцы не ожидали такого от нашего экипажа. Они стали сдаваться. Флаг германского флота я забрал себе и на подводной лодке мы подняли британский флаг. Затем механик нашего парохода полез в лодку и смог запустить двигатель, и наша компания из прогулочного пароходика и современной немецкой подводной лодки двинулась к причалу в Дувр. Встречали нас корабли охранения порта и увидев, что на явно немецкой подводной лодке поднят британский флаг салютовали нам. Я решил, что рубка подводной лодки самое удобное место для победителя командовал лодкой при заходе в порт и швартовке. Ну, как командовал, давал команды и немецкие пленные матросы подводники выполняли маневры по входу и швартовке. Такого ещё не было на этой войне. Взять немецкую подводную лодку на абордаж и захватить, и привести в британский порт. И командовал этим абордажем армейский офицер флотский же офицер был расстрелян за измену и попытку сдачи парохода. Одновременно скандал и сенсация. Газеты промолчали о измене и расстрелах, и публика узнала усеченную версию событий. Ордена были выданы всем причастным. Крест Виктории мне и тому матросу, который вел наш пароходик на таран и всем участникам абордажа вышли ордена Британской Империи. И теперь в моем экипаже не было рядовых, только сержанты. И как клубничка на торте вышли нам призовые деньги. Рядовым вышло по пятьсот фунтов, мне же как офицеру и командиру всего этого мероприятия вышло три тысячи фунтов.
Кресты нам вручали в тренировочном лагере, в Сибири. Построили тучу народу, и монарх сам лично при ехал и вручил нам награды. От той встречи осталась групповая фотография — я и монарх или монарх и я. И была ещё одна приятная награда. Британия — это сословное общество и выпало мне стать рыцарем и теперь обращаться ко мне надо с добавлением короткого слова сэр. И теперь, когда первый лейтенант Кристмас появляется в офицерском клубе никто не может ему сказать. Здесь только для благородных. Почетно быть офицером, но дорого. Хоть сейчас и денежное довольствие увеличили, но траты всё равно огромные. Спасает меня только то, что призовые выплатили сразу и подарок от монарха в десять тысяч фунтов выдали не задерживая. Но посещать мне офицерский бар некогда. Во-первых, я ведь командир взвода. Взвод состоит из трех секций по два танка это шесть танков и это у нас на минутку почти полсотни человек личного состава и каждый из этой полусотни мечтает попасть за забор учебного лагеря к выпивке и женщинам. И если рядовых ещё можно как-то прив5ести в чувство, то с офицерами командирами танков всё не так и просто. За каждым нужен глаз да глаз. Танков ещё нет и потому экипажи у меня вырабатывают слаженность и привычку работать командно. И это не так и просто.
Я применил педагогический прием из будущего. Во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. танков было мало и в училищах вырабатывали чувство локтя приемом «пешим по танковому». Экипаж строился в том порядке, в котором был в танке и везде маршировал в таком порядке. Правда этот прием пришлось модернизировать под местные обстоятельства. Танковый экипаж состоит из восьми — девяти человек и все находиться в одном боевом отделении. Но само боевое отделение делит пополам вал двигателя. И теперь мой взвод везде передвигается следующим порядком. Танковые экипажи строятся — первая пара водитель и командир, затем следующий ряд — два человека наводчик и заряжающий и вторая пара наводчик и заряжающий, следующий ряд — два помощника водителя и замыкающий — член экипажа обороняющий танк с кормы. И посредине этого строя бревно, которое проходит именно прямо через строй. Так я приучаю экипаж к разделению боевого отделения пополам. Сначала окружающие воспринимали наш строй со смехом. Затем переняли опыт и роты стали похожи. Прием реально сплачивал экипажи. Теперь каждый был заинтересован, чтобы в строю стояли все —
