положил на рабочий стол старшего родственника бляхи с самыми ценными материалами. Затем достал из перстня чистый экземпляр карты Забайкалья, нашел на ней долину, в которой располагалось озеро Мечты Безумного Рыболова, вооружился карандашом и поставил жирную точку на нужном берегу крошечного овала. После чего перевернул лист, нарисовал схему поиска тайника с остальными «грузовыми» бляхами и накидал список из десятка самых «вкусных» позиций из их содержимого.
Закончив, прислушался к себе, пришел к выводу, что все еще слишком зол, и повел спутниц к Степановне. Благо, все равно собирался к ней заглянуть и не видел причины перекладывать визит на другое время.
Самая сильная целительница базы встретила нас тяжелым взглядом, по очереди оглядела каждого с головы до ног, хмуро ответила на приветствия, тяжело встала из-за стола и требовательным жестом отправила меня на операционный стол. Спорить с ней было бы идиотизмом, и я молча сделал то, что просили, а через шесть-восемь минут вдумчивого осмотра услышал удовлетворенное ворчание:
— Не дурак и не трус. Что радует. Продолжай в том же духе, и будет тебе счастье. Или не будет, но по какой-нибудь другой причине…
— А чуть понятнее можно? — осторожно поинтересовался я, вставая, и получил сначала подзатыльник, а затем «чуть более понятный» ответ:
— Если есть возможность, то сливай Суть и дальше. Можно в чуть более жестком режиме. А тушку береги. Хотя залечили ее достойно…
От слов благодарности отмахнулась и тем же требовательным жестом пригласила на мое место Шахову. С ней возилась подольше. А после того, как закончила осмотр, угрюмо посмотрела на меня:
— Значит, так: заикнешься кому-нибудь о том, что сотворил со своей бабой, вырву язык и заращу место отрыва! Покажешь ее любому другому целителю — прибью всех троих. Перестанешь тянуть туда, куда тянешь — спущу шкуру и посыплю солью! Ты меня понял?!
Я утвердительно кивнул, и Степановна, приложившись ко мне еще раз, переключила внимание на женщин:
— Так, ты, тощая, молись на Баламута по десять раз на дню, а ты, лысая, дуй на ее место! Та-а-ак, а покажи-ка свое личико поближе… Хм… а ты у нас, часом, не Долгорукая?
— Была таковой, да перестала… — равнодушно ответила Бестия, как-то уж очень спокойно отреагировав на хамскую манеру общения целительницы. — Так что теперь я опять Воронецкая и ЗА Баламутом.
— А че так?
— Бывший пытался убить меня, но сжег мою дочку на моих глазах. А этому парню я должна Жизнь за… несколько жизней.
— Тварь!!! — гневно выдохнула хозяйка кабинета, несколько мгновений невидящим взглядом смотрела в стену и играла желваками, затем вернулась в реальность и нахмурилась: — Че сидим? Приказ не ясен?
Дарья Ростиславовна вопросительно посмотрела на меня, дождалась кивка и встала. Что заставило Степановну довольно оскалиться:
— Умница! Продолжай в том же духе. А теперь ложись. Та-а-ак, что тут у нас? Да уж, девонька, потрепало тебя неслабо… Последние ранения лечила, видать, тощая?
— Угу.
— Ручки, определенно, не из задницы. И старалась от всей души. Будет время — поклонись в пояс, чай, не переломишься. А коновалов, занимавшихся тобой до нее, при случае оскопи и удави. Желательно вместе с мужем: без его ведома они не рискнули бы убирать симптомы имевшихся проблем и так тщательно маскировать развитие процессов, медленно, но верно тащивших тебя в могилу!
— С-суки… — прошипела Долгорукая и прикусила губу.
— Они самые! — злобно подтвердила целительница и шлепнула ее по подбородку: — Не уродуй губы — они еще пригодятся. Не тебе, так твоему новому мужику. А теперь выброси из головы весь негатив и расслабься — верну для него в норму и все остальное…
Лечила порядка сорока минут, слив какой-то нереальный объем Жизни. Закончив, удовлетворенно полюбовалась результатами, сообщила, что, кроме всего прочего, подстегнула рост волос, вгляделась в ядро и подобралась:
— Оп-па!!! Эй, мелкий, подь сюды! Я смотрю, ты и в эту вливаешься?!
— Ситуация вынудила… — вздохнул я, подошел поближе и оказался в не по возрасту жестком захвате. Дергаться, естественно, даже не подумал, зная, что женщина, некогда помогавшая матушке меня вынашивать, считает меня своим крестником и не навредит ни за что на свете. В результате «пережил» одобрительно-ласковое растирание кулаком темечка и получил новые ценные указания:
— Один раз из одного еще может оказаться случайностью, а два из двух — уже система. Распустишь язык — грохну, реанимирую и снова грохну!
— Распускать язык я, как бы, не собираюсь, но вопрос задам: почему?
— Выйдешь в Большой Мир — найди возможность анонимно влезть в Сеть и поищи материалы по некому Тихону Евграфовичу Черепанову.
— Боюсь, в Большой Мир я попаду нескоро… — с намеком сказал я. Этого хватило на самый минимум информации:
— Был такой Гранд третьей ступени со сродством к Жизни, Огню и Воде. Научился повышать страждущим один-единственный параметр — пропускную способность магистральных жил. Кто-то из «благодарных пациентов» сдуру или по скудоумию не удержал язык за зубами, и мужика законопатили в научно-исследовательскую лабораторию типа нашей. Только не исследовали, а выжимали, как лимон, заставляя сутки напролет усиливать власть имущих. Бедняга проторчал там два с лишним года, потом как-то вырвался, устроил небольшую войну и бесславно сдох, не справившись с государством. Кстати, твои девки под клятвами?
— Да.
— Тогда прими и мою…
…По дороге от кабинета Степановны до жилого блока семьи я заметил первые признаки начинающегося отчуждения: четверо из семи общинников, попавшихся нам на пути, одарили нас недовольными, гневными и, в одном случае, даже ненавидящими взглядами. Причем испытывали этот негатив не только к Рюриковне, но и ко мне. Настроение, и без того не особо хорошее, рухнуло в пропасть, так что в нашу гостиную я не вошел, а ворвался, угрюмо оглядел матушку с дедом, явно дожидавшихся нашего появления, усадил Язву с Бестией на диван, шлепнулся между ними и с большим трудом заставил себя заговорить более-менее спокойно:
— Были у Степановны. Только что освободились. Перед тем, как зайти к ней, заглядывали в твой кабинет, дед…
— Бляхи разгрузил, схему нашел и изучил, группу «добытчиков» уже проинструктировал и отправил… — без какой-либо радости в голосе сообщил он, и я, прервав этот ответ соответствующим жестом, продолжил излагать то, что считал необходимым:
— На Совете я завелся и забыл сообщить еще одну неприятную новость вместе с весьма вероятным следствием: мы, засечники, объявлены вне закона не только в Российской Империи, но и в Китае, соответственно, уничтожение даже половины обелисков корхов может выйти нам боком.
— Не «может выйти», а «выйдет». С вероятностью в сто процентов! — угрюмо заявила Долгорукая. — Мой бывший муженек ненавидел общину и до этого Вторжения.
