«Стихетты». На сцену срочно выпустили поэтессу Манухину (жену Шенгели) – разрядить обстановку. Работала же Нина Петровна в Москве, как и в Иркутске, в Чрезвычайной Комиссии по ликвидации безграмотности. Арестовали ее в 1937 году на квартире у бабушки в Денежном переулке, 7.
Большая Никитская, дом 24
Судя по всему, Есенин избранницу Грузинова недолюбливал, но книжечку ее в 12 страничек в своей библиотеке имел. Сегодня она интересует только коллекционеров. Хабиас-Похабиас – дополнительная краска к маловыразительному портрету Грузинова, заставляющая приглядеться к Ивану Васильевичу внимательнее: так ли он бесцветен и безвреден, в том числе и в судьбе Сергея Есенина.
Владислав Мирзоян в книге «Есенин. Гибель. Графиня Похабиас» высказывает версию о причастности Нины Петровны к аресту Алексея Ганина, друга Есенина: «То, что Нина Петровна Комарова-Хабиас-псевдоОболенская села в 1937-м – вовсе ничего не доказывает – срок могли дать и за недобросовестное сотрудничество. Как «ученику» Есенина поэту Ивану Приблюдному. А то, что она была реабилитирована только в 1989 году – только подтверждает нашу догадку – те, кто имел хоть какое-то отношение к сотрудничеству с ОГПУ-НКВД – реабилитации в конце 50-х, начале 60-х не подлежали».
Борисоглебский переулок, дом 6, стр.1
Этот дом в Борисоглебском переулке известен с 1992 года как Культурный центр «Дом-музей Марины Цветаевой», открывшийся в год столетия поэтессы. Марина Ивановна жила здесь с 1914 по 1922-й год, именно здесь впервые она почувствовала себя хозяйкой в своем доме, познала радость и горе: разлуку с мужем, голод, холод, смерть маленькой дочери…
Между тем, дом изначально был спланирован на 4 квартиры, а с 1918 года, следуя политике уплотнения, все 4 квартиры и вовсе сделали коммунальными, и проживало в них не менее 40 человек! Обитала здесь Цветаева среди прочих литераторов и поэтов. Она уже «сидела на чемоданах», все было собрано и сдвинуто, когда в комнате у входа, образованной большими шкафами, поселился Георгий Шенгели с женой Ниной Манухиной, домработницей и доберманом по кличке Ворон. Позже, когда Марина Ивановна уже будет жить в эмиграции, в 1925 году Шенгели приютит у себя в комнате еще и своего ученика – Арсения Тарковского, который будет спать под письменным столом. А Осип Эмильевич Мандельштам с женой Надеждой поселился здесь еще до отъезда Марины Ивановны, и Цветаева со смехом рассказывала знакомым, как наивно и публично ревнует Мандельштам свою Надю к красавцу Шенгели. Рюрик Ивнев рассказывал, что Шенгели материально поддерживал Мандельштамов. Кстати, Софья Толстая кокетливо упоминала Шенгели в письме к подруге М.М. Шкапской в апреле 1925 года: «Была в прошлый вторник на 100-м заседании Союза поэтов. <…> Читала жена Шенгели. Стихи поганы, она сама прелестна. А он что-то не показывается на моем горизонте, и мне это грустно…»
Борисоглебский переулок, дом 6, стр.1
В Москву Георгий Аркадьевич Шенгели (1894–1956) переехал в 1922 году из Одессы, где дружил с Багрицким, Олешей, Катаевым, Верой Инбер. После прочтения «Трактата о русском стихе», изданном в 1921 году и переизданном еще 2 раза, Шенгели пригласил Валерий Брюсов вести курс стихосложения в Высшем литературно-художественном институте в качестве профессора, считая, что «студентам будет полезно пообщаться с Шенгели». Книги Георгия Аркадьевича были популярны у пишущей молодежи, они посвящали студентов в тайны ремесла и литературной техники. Шенгели внушал студентам, что «писатель должен учиться своей технике, как скрипач учится своей». Эта сторона деятельности Георгия Аркадьевича вызывала активное неприятие у Владимира Маяковского, он возмущался званием «профессора», полученным Шенгели, считая Георгия Аркадьевича профаном. К 1926 году (уже после гибели Есенина) отношения Маяковского и Шенгели вошли в стадию острейшей полемики, а иметь Маяковского в качестве врага – еще то испытание!
Георгий Шенгели
Творчество Сергея Есенина Шенгели ценил высоко, считая несоразмерно талантливее, глубже, сложнее, богаче произведений Маяковского. Георгий Аркадьевич присутствовал на первом чтении «Анны Снегиной» в группе «Перевал», и был возмущен, что вещь большого мастерства не дошла до аудитории, а юнец Джек Алтаузен бросил в лицо Есенину: «Это шаг назад!»
Сейчас имя Шенгели подзабыто, а в 20–30 годы он был широко известен и авторитетен в стране. В течение 1925–1927 годов Шенгели трижды избирался на должность председателя Всероссийского Союза поэтов. Он писал стихи и поэмы, занимался литературоведческой работой, сделал огромное количество переводов. Есенин и Шенгели постоянно пересекались на многочисленных вечерах и диспутах, имели общий круг общения. Хорошо знала Есенина и жена Шенгели – поэтесса Нина Манухина. Нина Леонтьевна выступала на поэтических вечерах. Ее запомнили по роскошным нарядам и украшениям. Как-то важный чекист спросил Манухину, не боится ли она появляться перед солдатами и матросами в таком виде, на что Нина Леонтьевна ответила: ее наряды – знак равенства между этой публикой и той, дореволюционной. А публика, любая, всегда принимала ее тепло. Именно Нина Леонтьевна Манухина помогла защитить имя Есенина от необоснованных обвинений Мариенгофа в доведении доцента Шварца, автора «Евангелия от Иуды», до самоубийства, предъявленного бывшим другом в «Романе без вранья».
Но вернемся в Борисоглебский переулок… В доме постоянно текла крыша, жильцы подставляли ведра и тазы, а струйки противно стучали по жести. Трудно сейчас назвать поименно всех, кто из 40 жильцов-литераторов еще проживал здесь (из книги Н.Переяслова «Шенгели и Маяковский. Схватка длиной в жизнь»). Но с большой долей вероятности Есенин сюда заходил.
Марина Ивановна Цветаева написала ему:
– Брат по песенной судьбе – Я завидую тебе. Пусть хоть так она исполнится – Помереть в отдельной комнате! – Скольких лет моих? лет ста? Каждодневная мечта.
Бабель и Есенин
Сретенский бульвар
Рождественский бульвар
Петровский бульвар
Страстной бульвар
Было у сотрудников журнала «Красная Новь», где привечали «попутчиков», заветное местечко для встреч – пивная Малинникова у Мясницких ворот. В этот раз она оказалась на пути Исаака Бабеля, Сергея Есенина и симпатичного молодого человека, с которым Есенин еще не был знаком. Бабель представил его своим сыном. Впоследствии Семен Григорьевич Гехт, тогда, в летний денек 1924 года, начинающий писатель из Одессы, вспоминал эту встречу: «Пил Есенин мало, и только пиво марки Карнеева и Горшанова, поданное на стол в обрамлении семи розеток с возбуждающими жажду закусками – сушеной воблой, кружочками копченой колбасы, ломтиками сыра, недоваренным горошком, сухариками черными, белыми и мятными. Не дал Есенин много пить и разыскавшему его пареньку богатырского сложения. Паренька звали Иван Приблудный – человек способный, но уж чересчур непутевый. С добрым сердцем,
