а не воин. И Хонза бы его не трогал, но, многие из замковой охраны за Бохаславом на войну ушли.
- Я понимаю, - тихо выдохнула я. – Бозена?
- Слушаю тебя.
- Мама твоя была выдающейся женщиной для этой страны и вообще отношения к Дарам.
- Да? – вскинула она глаза. – А что она придумала или запомнила?
- О! Мне надо еще долго разбираться. Но, тебе говорит о чем-то слово «блендер», например?
- Нет, - качнула головой Бозена.
- «Тёрка»? «Мясорубка»? «Самопрялка»?
- Нет, Дарья.
- Будем разбираться. И разберемся. А еще я, знаешь, что нашла? – спросила и осторожно вытянула из-под стопки из тетрадей маленький листок. И подала его Бозене.
- Я, это, - одними губами прошептала та.
- Она тебя нарисовала. Совсем малышкой. В чепчике.
- И я в палате этой, её разлюбимой, тоже ползала. Смотри!
И снова это звонкое бряканье в ее руке.
- Погремушка.
- С лошадкой серебряной. И там на диване еще деревянная лежит. А я ведь с детства лошадей люблю, представляешь? И нянька моя прежняя после смерти мамы все удивлялась: ни кукол мне не надо, ни заек всяких с бантиками, а только лишь они. Лошадки… Ну, теперь то я причину знаю.
_____________________________________________Сноски:
[1] Особые мелкие хищники, выведенные в Мэлизе для охоты в человеческих постройках на крыс и мышей. От обычных своих сородичей отличаются атрофированными органами размножения. Внешне и по характеру сильно схожи с земными горностаями.
[2] Управляющим, что подчинялся лишь хозяину земель, то есть самому Государю.
[3] Пограничные ворота на севере (сернские) - с Рославой, на юге (ижинские) - с Великими степями.
[4] Эпидемию.
ГЛАВА 7
«Заздравствуй, бесценная моя Дарья Владиславовна! Здесь, в промозглом долгом пути, я постоянно вспоминаю о тебе. О тебе растрепанной, испуганной, в глупой ночной сорочке. Как ты стояла тогда на досках, поджав босую ножку. И было тебе страшно и холодно. И я именно тогда принял решение – пора. Забрать тебя, наконец, привести в свой дом, согреть, сделав своей, и больше никуда не отпускать.
Как тебе теперь живется? Выбираете с Бозеной вместе наряды? Или ты нашла бабушкину книжницу и читаешь уже новый роман? Ни в чем себе не отказывай. И не перетруждайся. Совсем необязательно самой заниматься замковым меню. Твой Боха»
Кстати, о «книжнице»! Наверное, это - замковая библиотека. И если так, то действительно, надо найти ее и проверить состояние… Пальцы с клочком тонкой бумажки в них, исписанной размашистым давящим почерком, напряглись. Будто в важном раздумье самих с собой: смять или приголубить. И я представила, как ворон нес это письмо в привязанном мешочке с почтой… «Промозглый долгий путь». До Пыхтюхских гор,[1] через заснеженные поля княжества Малборгов и пустые пастбища Лоймигов. Собирая по дороге положенные отряды князей и подводы с провизией. Князь Лоймиг, отец Винкилива, обещал пополнить войско еще и собственно выведенными выносливыми лошадьми. А с запада от рузборгских прославленных кузниц уже гремит по тракту оружием целый обоз.
«Промозглый долгий Его путь». И я не бесчувственная косолапая матрешка - сердце, все ж, свербит. Только лишь не пойму, от чего в большей степени? Из-за тревоги за Государя, долгой обиды на его же самодовольную персону или… Как же вспомнить?! Ведь что-то забыла точно! Еще со вчерашнего обеда… обеда…
- Дарья Владиславовна?.. Дарья, ой! Вы меня слышите, Владиславовна?
- Да, Игнас?
Когда я, шестидёву назад, увидела доротиного внука, помятого, растерянного, со свежим синяком под глазом, то сразу поняла – сживёмся. А почему? Вот тут всё очевидно – он на монтажера из агентства моего похож, на Славика Чирич. Однажды субтильный Славик, вместо заболевшего оператора выехал со мной на съемку в пригородный склад. Была подмерзшая весна и вечер. А когда на нас напали двое и выхватили камеру, Славик рванул за ними вслед. Я тоже, но по льду на каблуках и с криками по телефону так же быстро у меня не получилось, увы. Славик встретился за очередным вонючим поворотом. Тот же подбитый глаз и куртка рваная, как у Игнаса. Та же мальчишеская растерянность в глазах и злость:
- Дарья Владиславовна! Я их найду. Я обещаю. Я камеру верну. У одного из них серьга такая, такая приметная…
- Я – Дарья Владиславовна!
Вот так с улыбкой искренней я и представилась вошедшему шесть дней назад в палату Государыни Игнасу. А что в «палату» то? С палатами у меня ассоциации до чрезвычайности дурные. Он в мой кабинет вошел. И застыл. И бабушка его. И умиротворенная Бозена с погремушкой. Все трое.
- Но, владетельная госпожа? – Дорота первой тогда отмерла. – Такое обращение…
- Применяется в моем бывшем мире для самых уважаемых землян.
Да, приврала немножко. Но, зато какой же последовал эффект:
- Зови, внучок. Живым останешься. Но, как только свадьба государственная у нас отгремит! И боги благословят! И ритуал пройдет и песнопенья горластые и великие подарки и… А вы чего смеетесь? Госпожи? Игнас, и ты?
- Бабуля, ой…
- Веди его к дедуле, чтоб лечил. А завтра с утра начинаем мы вдвоем работу!
- Пошли, боец.
- А я бы смог! Зазавтра, дородные госпожи![2] И бабуля, я уже понял тот бросок и откат, что Хонза показал. Я б смог.
- Оть, ты такой умелый у нас с дедом… - и дальше мы с Бозеной уже не расслышали ни слова – дверь закрылась.
- Так что случилось то, Игнас?
А вот сегодня день обычный был. Такой же, как и предшествующие шесть до него. Если не брать в расчет ошеломительное письмо от Государя и обострение моего склероза. Хотя мне семнадцать снова и вместо склероза должен быть инфантилизм. Надо запомнить!
- Мастера закончили лакировать парадный государев трон. И вы должны собственноручно, как и грозились им, принять сию работу.
- Собственноглазно, - отодвинув чернильницу и самоделку-пропись, подскочила я из-за стола. – Пошли. И по дороге мне расскажешь: где мы с тобою были.
- С какого момента? –
