Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
коротко бил из ручного пулемёта, другой красноармеец, стоя на коленях среди медной россыпи гильз, выгребал из углов тощего сидора патроны и торопливо набивал потёртый пулемётный диск. Я на карачках перебрался через осыпь, приподнялся и бросил взгляд за бруствер. Тут же рядом свистнули пули, подняв облачка пыли спереди и позади окопа. На приближающихся броневиках надрывались пулемёты, поливая свинцом наши позиции.
На меня вдруг обрушилось понимание реальности и того времени, куда меня, как слепого щенка, забросила чужая воля. И, похоже, в намечающейся заварухе никакой миссии выполнить не удастся, поскольку вместе с наступающими немцами приближался мой последний час. От этих мыслей и от близости смерти противно стянуло кожу. Однако перспектива здесь окочуриться сильно огорчила, и тугой комок гнева поднялся к горлу. Не отводя взгляда от приближающихся немцев, я подтянул ремень каски, поправил поясной и негромко хрипло запел.
Как уже говорил, петь не умею, но с детства привычка такая, когда волнуюсь, так непроизвольно начинаю незаметно для себя напевать, причём мотив и слова как-то сами из головы выскакивают:
— Наверх вы товарищи, все по местам…
Рядом клацнул затвор винтовки. Пожилой боец, глядя в поле из-под края каски, поправил густые усы и подтянул:
— Последний парад наступает…
Пулемётчик протёр рукавом диск и приклад, бросил на нас взгляд и присоединился:
— Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»…
И вдруг справа и слева подхватили:
— Пощады никто не желает…
Вот это, да! Откуда что взялось. Откуда комсомольцы и выпестованные советской властью детишки могли знать старую героическую песню. В каких закоулках памяти, или в каких генах пряталась неукротимая сила духа наших предков?
— Все вымпелы вьются и цепи гремят…
Набирая силу, песня поднялась над наполовину обвалившимися окопами и продолжала шириться.
— Наверх якоря поднимают…
Потрескивая автоматными очередями и нестройными залпами винтовок, ряды противника уже показались в пределах прицельной дальности. Над головой противно свистели пули. Я скрипнул сжатыми зубами. Где же командиры? Где, вы, сучьи комиссары и политгерои? Навскидку, в окопах оставалось около полуроты. Да, почти нет патронов. Раненых до хрена. Но, похоже, и командовать некому.
— Готовые к бою орудия в ряд на солнце зловеще сверкают…
От злости вдруг пропала растерянность, и будто что-то толкнуло под руку. Изнутри поднялась спокойная уверенность и… знание что делать. От своего громкого голоса с неожиданным командирским металлом я сам слегка обалдел:
— Внимание, рота! Слушай мою команду!! Приготовиться к отражению атаки!! Гранаты к бою!! Стрельба по команде, прицельно! Боеприпасы беречь! Пулемёты на фланги!! Стрелять короткими! Петеэрщикам огонь по готовности!
Как-то незаметно отошёл далеко назад постоянный ежеминутный вопрос: долго ли осталось жить? Время споткнулось и замедлило ход. Между тиком и таком — вечность. Смерил глазом расстояние. До противника уже сотня метров. Вижу серо-коричневые пятнистые камуфляжные куртки, перекошенные ненавистью лица, злые глаза из-под касок. Они перешли на бег.
— Огонь!!
Прицелившись, я всадил пулю в пулемётчика на правом Ганомаге. Голова в каске исчезла, а ствол задрался вверх. Ружейный залп и пулемётные очереди явно сбили у немцев атакующий порыв. Слева задымился другой броневик, а через несколько секунд появилось и жирное пламя. С поля донеслись истошные крики боли и вопли ярости. Немцы падали, но их место тут же занимали другие. До атакующих гансов осталось около полста метров.
— Гранатами… Огонь!!
Стена взрывов поднялась перед атакующими, но они пёрли вперёд, как ненормальные! Я и раньше не жаловался на слух и зрение, а сейчас они обострились до предела. Руки действовали быстро, чётко и точно. Передёрнул затвор. Выстрел. У набегающего на меня гитлеровца между глаз появилась дырка. Упал. Выстрел. Унтер с автоматом, взмахнув руками, рухнул на спину. Передёрнул затвор. Прицелился. Предательски сухо щёлкнул ударник. Всё, патроны вышли.
— Слушай мою команду!! Примкнуть штыки!! За мной, в атаку!! Ура!!
Свистит, и гремит, и грохочет кругом,
Гром пушек шипенье снарядов.
И стал наш бесстрашный и гордый «Варяг»
Подобен кромешному аду.
— Ур-ра-а-а!!!
Неправ был поэт, в рукопашном бою нет упоения, а есть выворачивающий душу страх и отчаянная ярость, превратившиеся в безумный кураж, когда сознание отбрасывается на задворки разума, а твоя и чужая жизни становятся мнимыми величинами. И смерть не где-то там далеко, а здесь в твоих руках, на кончике штыка или ножа. Руки буквально чувствуют утекающую чужую жизнь, и глаза в упор видят гаснущий взгляд убитого тобой человека.
Отчаянная ярость вырвалась наружу диким воплем. Враньё, что бойцы в атаке орали: «За Родину! За Сталина!», из распяленных в ярости ртов нёсся лишь хриплый рёв и густой мат.
Выскочив из окопа, я сразу же столкнулся с высоким немцем. Он с разгона пытался пристрелить меня, но промахнулся. Я качнулся вправо, подбил его карабин и вогнал штык куда-то под каску. Крутнувшись на пятке, я с хрустом выдернул оружие, и тут же машинально пригнулся. Воздух над головой прочертила очередь. Вскочив, я качнулся влево, затем, низко присев, поднырнул под другую автоматную очередь. Ошалевший гефрайтер лупил от бедра и вряд ли бы попал даже на стрельбище, а уж в сумасшедшей атаке, тем более. Выпучив глаза, немец дрожащими руками пытался поменять магазин. Н-на! Штык под рёбра, поддёрнул вверх и стряхнул влево.
Я был словно в бреду, плохо соображая, плохо давая себе отчёт в происходящем. Разум и страх словно затухли, и едва теплились в моём озверевшем теле, не понимая, где явь, а, где бред. Всё смешалось и перепуталось.
Впереди двое с карабинами. Один споткнулся в миномётной воронке. Другой бросился ко мне и сходу получил прикладом в морду. По винтовке в руки отдался хруст костей. Вскочившему на четвереньки немцу с разворота врезал ногой в голову. Он, схватившись за лицо, откинулся назад и вбок. Прыжок. Штык с влажным треском вонзился в грудину. Выдернул. Взгляд вправо, влево. Усатый сцепился с немцем и никак не дотянется до ножа. Немцу штык в спину. Живи дед, не надо благодарности.
Мелькание оружия, рук, ног, выпученные глаза, звериный рёв из десятков раззявленных ртов, крики, стоны, русский и немецкий мат, кровища, вонь и грязь всё смешалось в тугом комке рукопашной схватки.
Справа сапёрной лопаткой рубился давешний пулемётчик. Слева усатый выдёргивал нож из скрючившегося фрица. Суки, немецкие! Да, когда же вы кончитесь. Рванув штыком по
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
