золотое правило этики. И никаких богов в помине…
В общем, непохоже, что эту книгу писал глубоко воцерковленный, истинно верующий человек.
Ладно, а еще? Проще всего говорить про «Роковые яйца», «Дьяволиаду», «Новые похождения Чичикова» – там можно лишь повторить уже сказанное про ад на земле.
Ничего принципиально нового к «теологическому портрету» писателя не добавляет ни «Белая гвардия», ни «Театральный роман». Чуть ближе к теме «Записки юного врача», но и в них вы не найдете прямых указаний на веру автора.
Похоже, эта тема всерьез упоминается Булгаковым только в «Мастере и Маргарите». И лишь те варианты «рая», которые описаны в этом романе, можно рассматривать как элементы булгаковской идеальной картины мира. Мира, в котором рукописи не горят, а их герои обретают бессмертие (разумеется, лишь в том случае, если автор все правильно угадал!) Фантастика? Да. Ибо и рукописи горят – со времен Герострата и по сей день, – и герои их, как бы ни были авторы «угадливы», увы, исчезают вместе с рукописями. (Страшно это спрашивать, но я всё же спрошу: что бы мы прочитали и узнали, если бы Левий Матвей записывал за Иешуа точно, ничего не переврав, или если бы до нас дошли записи того, другого, кто записывал точно?)
Так или иначе, а все эти «варианты рая» – не про веру, а про творчество. И потому уверенно можно сказать лишь одно: вера Михаила Афанасьевича Булгакова – Искусство. Ars longa.
***
Однако такая «вера» – не ответ на вопрос о нравственной позиции писателя. То есть о приятии или неприятии лично им золотого правила этики. Стучится ли милосердие в сердце самого Булгакова? Прежде всего – по отношению к героям его книг. Иначе говоря (и предельно упрощая), Булгаков «пуст и холоден», как Пушкин, или полон сострадания, как коллега Чехов?
Вопрос этот – вне литературы как таковой, он именно и только «чисто человеческий».
«Я положительно утверждаю, что искусство, как и наука, оценивает жизненные явления единственно по их внутренней стоимости, без всякого участия, великодушия или сострадания. Если б это было не так,.. люди не знали бы, что в написанной художником картине действительно верно и что смягчено, или скрыто, или прибавлено под влиянием великодушия». Это слова одного из предтеч Булгакова – М.Е.Салтыкова-Щедрина (Письмо в редакцию журнала «Вестник Европы», Собр. соч. в 20 томах, т. 8, стр. 451).
Ответ на вопрос о позиции Булгакова не будет простым и однозначным. Если в «Записках юного врача» эмпатия автора очевидна, то в «Мастере и Маргарите» это уже не так. И немудрено: ведь персонажи «Записок» не вполне сотворены Булгаковым, их он, можно сказать, знал лично. Чего никак не скажешь про Иешуа Га-Ноцри или – даже про Маргариту.
Иешуа. Он знает, что все люди добрые. Он – да. Только вот описание этого персонажа в романе – сугубо внешнее, без намека на вживание.
Куда живее, едва ли не от первого лица, выписан образ его судьи и оппонента – того, кто срывается на крик, отчаявшись остановить бродячего философа в его саморазрушительном стремлении «легко и приятно» говорить правду. Игемон тоже кое-что знает. Например, какие они «добрые» – люди. И каковы шансы, что настанет царство истины. Увы, это второе знание получилось у Булгакова намного убедительнее, чем знание Иешуа.
Почему так? Опыт… Вот минуло две тысячи лет – и… Настало оно – это царство? Многие ли из истинно добрых людей заслужили хотя бы покой? Вопросы риторические. Как и вопрос о том, кому больше со-чувствует автор – Иешуа или Пилату. Точнее, чьи чувства ему более понятны.
Вполне аналогично можно оценить и отношение автора к персонажам «московских» глав. С наибольшей любовью и максимальным вживанием Булгаков, разумеется, описывает героев заглавных. В частности, Маргариту в образе мстящей ведьмы в квартире критика Латунского, с молотком в руке. А что было бы, если бы критик оказался дома?.. Какое уж там «возлюби врага»!..
Вот и ответ. Вспомним Конфуция: «Если за зло платить добром, то чем же тогда платить за добро? За зло надо платить по справедливости, а за добро – добром».
Неужели по своей жизненной позиции Булгаков ближе к Воланду, чем к Иешуа? Как в таком случае быть с покаянием и прощением Понтия Пилата? А профессор Преображенский? Помните: «Никогда и никому нельзя давать по морде!» да и в других книгах Булгакова такие примеры есть.
Однозначного ответа – нет.
Не переставить ли нам слова в императиве Иешуа – чтобы получился императив Булгакова:
Все добрые – люди. В том числе бывший жестокий пятый прокуратор Иудеи всадник Понтий Пилат.
***
«Еще многое имею сказать вам» (Ин, 16, 12)
4. Психология и поэзия
Интроверты и экстраверты
К сожалению, на сегодня можно считать общепринятой трактовку терминов «интроверсия» и «экстраверсия», предложенную Айзенком. Однако сами эти термины были выведены Карлом Густавом Юнгом, и понимал он их совершенно иначе, нежели (Ганс Юрген) Айзенк. В этой статье речь идет о психологической терминологии Юнга, и потому «интроверсия» и «экстраверсия» рассматриваются именно в их исходном, юнговском понимании. А именно: интровертированный тип – такой, поведение которого определяется внутренними установками и побуждениями личности, экстравертированный тип, напротив, – такой, поведение которого диктуется внешними факторами.
Создатель аналитической психологии Юнг предложил (в числе очень многого прочего) схему, по которой можно разделить людей по их психологическим типам. В предельно упрощенном виде эта схема такова. Кроме разделения на экстравертов и интровертов люди подразделяются по четырем функциям психики: мышление, эмоции, ощущения и интуиция. Эти четыре функции (в данной упрощенной схеме) исходно независимы. При этом мышление принимаем антагонистичным эмоциям, а ощущения – антагонистом интуиции. У каждой личности есть ведущая (она же сильная) функция – одна из этих четырех. Соответственно, ее антагонист не получает достаточной энергетической «подпитки» – вплоть до того, что может быть вытеснен в область бессознательного и архаизироваться. (Как все это следует понимать как раз объяснено и проиллюстрировано на примерах в данной статье.) Вторая пара функций также «работает» в структуре личности, и в этой паре тоже есть более сильная, осознаваемая функция – и слабая, вытесненная в бессознательное. Но эта вторая пара занимает уже не ведущее положение, а идет «во втором эшелоне». В схематическом изображении это может быть передано так:
Если считать, что здесь изображена схема личности «мыслительно-интуитивного» типа, то ведущие функции – наверху, (причем, слева – сильная), а вытесняемые – внизу.
Все сказанное можно отнести лишь к несуществующему, по Юнгу,
