class="p1">— А если серьезно? Ты чего это посреди рабочего дня вернулся?
— Потому что не могу быть где-то еще сейчас. Только с вами.
Наши взгляды с Юрой встречаются. Я закусываю губу, понимая, что опять не справляюсь с эмоциями.
— Слышишь, Мишань? Как удачно мы с тобой садик проспали.
Затаенная обида подкатывает к горлу. Я дергаю горлом в безуспешной попытке ее сглотнуть, но ни черта не получается. Сжимаю кулаки…
— Прости меня, моя девочка. Я такой дурак. Ты права. Это ничего не меняет. Я люблю тебя. Вас… Вы все, что у меня есть. Ты и Мишка.
— Как ты мог! — срывает меня к чертям. — Как ты мог, Юр? Зачем в это впутал родителей?
— Я не знаю, не знаю… Просто вчера было так херово, а тут батя, ну и оно само из меня полилось… Прости. Простишь?
— А что мне остается? — всхлипываю. — Боже, какой ты дурак!
— Ты себе не представляешь, как мне было страшно. А если бы на Мишке не оказалось жилета, Эля? А если бы он утонул?
— Может, нам нужно было это пережить, чтобы ты понял, что любишь его, несмотря ни на что? — шепчу я, слизывая с губ слезы.
— Если так, то это был очень жестокий урок.
— Лишь бы ты только его усвоил.
Юра молчит, прижимая меня к себе. Мишка, устав за нас цепляться, возвращается к мультикам. Провожаю взглядом его маленькую фигурку.
— Мне, кстати, Славка писал. Извинялся.
— Да пусть он себе в жопу свои извинения засунет!
— Юр, ну ты чего? Нельзя так. Ты же не будешь бить всех, кто скажет, что вы с Мишкой совсем не похожи? Тогда тебе придется начинать с собственного отца, — не могу скрыть упрека в голосе.
— Да уж папа теперь вряд ли будет позволять себе подобные шуточки.
Закусив губу, отстраняюсь:
— А как он вообще это все воспринял? Они…
— Не знаю, Эль. Я же говорю, что был несколько не в адеквате.
— Ну что уж теперь. Остается надеяться, что их отношение к Мише не изменится.
— Нет, конечно, они его любят. Не придумывай.
Я киваю, хотя в глубине души понимаю, что теперь всегда буду в этом сомневаться.
— Кстати, я тут подумал…
— Да?
— Может, ты все-таки не будешь торопиться с выходом из декрета? Мишке уже два. Не пора ему родить братика или сестричку?
— Ты это серьезно?
— Вполне. Помнится, ты хотела, по меньшей мере, двоих.
Ага. Хотела. Но когда это было? Уж точно до моего первого ЭКО. К тому же я не помню, чтобы Юра тогда поддержал эту идею. Что изменилось? Мы оба понимаем. И от этого мне только хуже.
— Не думаю, что нам сейчас нужно торопиться с подобного рода решениями, — взволнованно проведя пятерней по волосам, я отступаю. В груди противно скребет. Ощущение того, что мы со всем разобрались, тает, как утренний туман.
— Почему? — смотрит на меня Юра из-подо лба.
— А ты как думаешь?!
— Господи, да это вообще не имеет никакого отношения к ситуации с Мишкой!
— Ну, да…
— Эля…
— Юра… Нет. Не проси меня. По крайней мере, сейчас.
ГЛАВА 9
— Меня опять поставили к Клепикову, — замечаю, уткнувшись носом в график. С момента происшествия на яхте прошло полтора месяца, за которые моя жизнь существенным образом изменилась — я все-таки вышла на работу.
— Отлично, — думая как будто бы о своем, бормочет Валов.
— Отлично?! Юр, да у него руки из одного места! Более бездарного хирурга захочешь — не найдешь.
— Это называется отсутствие практики. Клепиков совсем зеленый. И, кстати, только у него не было постоянной медсестры.
— Ясно.
— Ну что тебе ясно, Эля? Я ведь предупреждал. Ну не могу я, пойми, не мо-гу перетрясти сработавшиеся бригады, чтобы пристроить свою жену на местечко получше!
Самое смешное, что Юрка прав. И скажи он это как-то спокойней, я бы первая с ним согласилась. Да что там! Я и сейчас соглашусь, ведь ничего другого мне не остается. Только на душе осадок. И мыслишка глупая такая мелькает, абсурдная… Что мне бы, может, очень хотелось, чтобы Юрка хоть раз забил на условности. Чтобы он хоть раз показал им всем, что я важней и в приоритете. Глупости? Да кто ж спорит? Раньше ничего подобного мне бы и в голову не пришло. Работа есть работа. Помню, меня, напротив, страшно заводило то, что Юрка мне никаких поблажек не делал. Весь такой строгий и деловой в операционной, он менялся полностью, стоило нам остаться наедине. И предвкушение этого так нас подогревало! Иногда мы до дома не успевали доехать. Сворачивали в заросшие бурьяном подворотни и трахались прямо в машине.
— Я этого и не прошу, Юр, — примирительно замечаю я.
— Тогда иди, работай. И, Эля…
— М-м-м? — замираю у входной двери, нервно клацая предусмотрительно сунутой в карман авторучкой.
— Ты как вообще? Все нормально? Елена сказала, что у тебя какие-то проблемы были с заполнением карт…
— Там просто новая программа, — стараясь, чтобы голос звучал ровно, тихо поясняю я. — Но я быстро учусь.
— Значит, в общем, все хорошо? Ты довольна?
— А что? Надеешься, что я, махнув на это дело, таки сбегу в декрет? — я все-таки оборачиваюсь к мужу и поднимаю на него прямой немигающий взгляд.
— Почему сразу в декрет? — Юра отворачивается. — Может, ты вообще плюнешь на медицину, окончишь курсы дизайнеров, как моя Аннушка, и начнешь пилить интерьеры.
— Твоя Аннушка работала санитаркой после девятилетки. Если я захочу продолжить образование, то восстановлюсь в университете.
Из кабинета Валова я вылетаю пулей. Понимая, что если останусь там еще хоть на минуту, меня просто разорвет на части. И хрен его знает, какого фига меня так заело… Ну, что он такого сказал? Глупость. А мне в ней пренебрежение чудится. И еще этот вопрос о том, довольна ли я своей работой. Ответ ведь — нет. Ну, правда. Положа руку на сердце — этого ли я хотела? Поначалу — да. Когда мы только поженились, казалось, нет ничего лучше, чем стоять рядом с Юркой в операционной, а теперь… То ли в том дело, что я не с ним стою, то ли в принципе в чем-то другом, но отработав в отделении месяц, я только сильней крепну в мысли, что растрачиваю свою жизнь не на то. Что я в принципе могу намного-намного больше. Хотя с чего уверенность такая — непонятно. Как любому человеку, после долгого перерыва мне даже сестринские обязанности даются с трудом. Кажется, мозги обленились вконец, а тело заржавело. А ну выстой операцию. Это в
