что он настолько привык быть взаперти, что даже сейчас предпочитал спать не под открытым небом, а в расщелине, где нашел углубление для себя.
Он помнил, что снег должен быть холодным, но холода уже очень давно не чувствовал.
Он знал, что огонь от костра должен согревать, но в тепле уже не нуждался.
Зверь был универсальным солдатом, которого выводили, как особенную породу, о которой было неизвестно ничего и никому.
Только те люди в лаборатории знали о них.
Сначала ему подобных было около пятидесяти.
Каждый подписал бумаги и был проверен на то, что его никто не будет искать.
После первых лабораторных манипуляций погибла почти половина.
Никто не жалел биоматериал.
Трупы просто сожгли и вычеркнули выбывшие цифры, присвоенные каждому.
Затем их было около двадцати, и каждого держали в отдельной камере.
Зверь смутно помнил, как менялось его восприятие мира от одной лабораторной манипуляции к другой.
Сейчас ему казалось, что он всегда слышал голоса на километры вокруг и мог видеть в темноте.
Что он всегда ощущал эмоции людей вокруг и поэтому ему не нужны были слова вовсе.
Достаточно было молчать и обонять.
На этом этапе их осталось двенадцать.
Самые сильные.
Самые выносливые физически.
А потом их посадили в одну клетку.
- Кормите их в одно время раз в несколько дней. Бросайте тушу в клетку. Пусть победит сильнейший. Самые слабые отсеются сами и погибнут от голода.
Зверь слышал эти слова, хотя люди говорили на несколько этажей наверху и понимал, что их судьба предрешена.
Что-то пошло не так, и сейчас они стали не нужны.
Люди словно развлекались, наслаждаясь тем, что яды и наркотики, которые распылялись ежечасно, оставляли ему подобных слишком слабыми, чтобы сломать удерживающие путы, а затем разнести стены.
В этой чертовой клетке они привели еще много месяцев, сражаясь между собой за еду и оголяя свои инстинкты так, что умирало все человеческое, что еще теплилось где-то внутри.
Они уже давно не говорили между собой.
Только рычали и по-звериному ощущали эмоции друг друга – тех, кто сдавался, уставал от борьбы или хотел умереть.
Зверь и сейчас не стремился говорить.
Понимал, что это необходимо делать, но желания не испытывал.
Он уже не помнил значения многих слов, поэтому предпочитал слушать, и все так же ощущать эмоции, которые говорили куда больше слов.
- Осталось пятеро. Нужно придумать что-то новое. Еда уже не так будоражит их. Не говоря ни слова они стали делить ее между собой практически поровну.
- Это странно.
- И нам совсем не на руку.
- Мы можем попробовать новую программу. Я почти понял…
- Без Элерта это бессмысленно! Никто из вас не обладает нужными знаниями!
- Тогда не проще убить их и свернуть программу маяка?
- Убить их мы всегда успеем. А пока занимайтесь своими делами. Выявляйте новые возможности в манипулировании и инстинктах! Или следующими, кто умрет и сгорит в печи заживо - будете вы сами!
- Но что мы можем сделать? Еда уже не стимул…
- Бросьте им женщину!
Женщина.
Многие слова зверь уже давно позабыл.
Иногда некоторые вспыхивали в нем волной странных мурашек, но тут же скрывались в лабиринтах памяти, где так легко все терялось и забывалось.
В этой страшной бессмысленной борьбе за выживание не было места размышлениям и памяти.
Были важны одни лишь оголенные инстинкты.
У кого они были сильнее, а реакция быстрее – тот оставался жив.
И побеждал.
Раз за разом.
Настолько сильных и выносливых зверей было всего двое, и каждый понимал, что должен остаться лишь один лидер. Один альфа в этой группе, который подчинит себе всех и встанет безраздельно во главе пищевой цепочки в этой клетке и в рамках этого дикого эксперимента.
Иногда это слово всплывало в уставшем напряженном сознании зверя.
«Женщина».
Должно быть, это было что-то приятное и волнующее.
Иногда он прислушивался к тому, что говорят гребаные извращенцы в белых халатах на верхних этажах, и отчетливо ощущал в них возбуждение.
Они ждали новой волны развития сюжета в этой кровавой битве и потирали от нетерпения руки в предвкушении чего-то грандиозного и глобального.
Иногда он ощущал это же возбуждение от других зверей, себе подобных.
Кто-то тоже ждал.
Потому что помнил, понимал. И хотел.
Очень сильно хотел.
Зверь ничего не спрашивал.
Он лениво наблюдал за всем происходящим со своего угла клетки, которое занял и отвоевал у тех, кто слабее.
Он набирался сил, чтобы победить второго зверя и стать альфой.
Медленно, размеренно, не делая резких движений и не выдавая своих эмоций по максимуму.
У него был план, и пока все шло хорошо.
По крайней мере, в рамках тех условий, в которых он находился.
Несколько дней после этого разговора было тихо.
Зверь десятки лет не видел солнца, но точно знал минуту, когда оно встает из-за горизонта и скрывается за ним.
Зверь чувствовал смену погоды, ветра и жару, даже если не знал слов, которые описывают эти природные явления.
Ему больше не зачем было разговаривать. Достаточно было ощущать эмоции вокруг и слушать собственные обостренные инстинкты, которые не подводили ни разу и в те времена, когда он еще не был зверем.
А потом он ощутил ее.
Девушку.
Свою маленькую испуганную душу.
Ощутил ее тонкий нежный аромат, который прошелся дикой кусающей волной по всему телу, заставляя в буквальном смысле встать дыбом каждый волосок на его большом мощном и израненном теле.
Его словно заключило в какой-то кокон, где он не сразу смог сделать первый хрипящий вдох.
Ничего вкуснее и слаще он не ощущал за всю свою жизнь!
Он знал это точно!
Потому что не смог бы забыть никогда!
По напряженному позвоночнику прошла огненная волна такого жара, что на коже тут же выступил капельками пот, и зверь содрогнулся, не в силах сдержать глухой протяжный стон.
Дьявол!
За этот аромат был готов перегрызть горло кому угодно!
Разорвать на части голыми руками на мелкие кусочки любого, кто посмеет встать между ним и этим ароматом!
Он впервые почувствовал, что хочет жить.
Ради него.
Что он готов бороться и идти вперед, что бы не произошло в следующую минуту, потому что знал точно - никто не сможет их разлучить.
В нем проснулась такая немыслимая сила, что она почти разрывала изнутри, заставляя позвоночник трещать и выгибаться.
Зверю казалось, что кто-то жил внутри него.
Жил и настороженно наблюдал за происходящим все это гребаное долгое время, но именно сейчас эта внутренняя сущность
