отдыха собирался народ – послушать. Вика любила музыку и, по мнению педагогов Гнесинки, играла артистично. «Оч-чень, оч-чень музыкальная девочка, – хвалили Вику, – и абсолютный слух! Но техника… Техника, увы, хромает». Техника, иначе говоря, беглость пальцев, зависит от строения руки. У одних техника врожденная, им не надо сидеть за инструментом по шесть часов в день. А Вике – приходилось заниматься, «вытаскивая» эту самую технику, без которой – никуда. И она не выдержала, ушла. Хотя экзамены за первый курс сдала блестяще. Сама ушла, никто не гнал…
Вика играла – и у нее сжималось сердце: не вышло из нее музыканта, не потянула. Она играла – и у всех сидящих в комнате отдыха ледового катка сжималось сердце от светлой грусти по давно прошедшему и невозвратному…
Еще Вика стала заниматься танцами – после окончания института, когда у нее освободились вечера. Подаренный Ирмой учебник хореографии сделал свое дело: Вика научилась держаться, чувствовала свое тело как-то по иному. Тело это инструмент, и надо научиться им владеть, – говорила когда-то Ирма. Вика запомнила, и вот – решила попробовать. Занятия проводились в ЦПКиО им. Горького. Абонемент на десять посещений стоил четыре рубля. Впоследствии выяснилось, что десять посещений – это один курс, а всего курсов было три.
Такая цена Вику вполне устраивала, и она стала заниматься. Преподаватель-хореограф гонял их в хвост и в гриву по три часа подряд, с одним лишь десятиминутным перерывом. Многие после двух-трех уроков больше не появлялись. Но Вика не сдавалась, хотя ей приходилось тяжело.
Учебник Ирмы помог – тело слушалось Вику, и у нее хорошо получалось все: и румба, и танго, и джайв, и даже фигурный вальс. Запоминались фигуры (шаги) трудно, Вика с партнером отдавили друг другу все пальцы на ногах, пока не научились.
– А у тебя неплохо получается, – сказал Вике ее партнер.
– У тебя тоже, – улыбнулась Вика.
– Да я серьезно говорю! У тебя движения – как отточенные.
– А у меня подруга…была, она меня и научила. А дальше я уже сама, – объяснила ему Вика. «Была, а больше нет!» – грустно думала Вика.
Еще она думала о том, что обязана Ирме многим. С Ирмой связано столько светлых моментов Викиной жизни! Они останутся с ней навсегда. Останется с ней и Ирма – та, из юности, с которой они были неразлучны все пять с половиной институтских лет. Время, когда Вика чему-то училась, на что-то надеялась, чего-то ждала…
Пять самых лучших лет! Подруга, сама того не замечая, научила Вику жизненной стойкости и вере в себя. Научила забывать слова – не получается, не могу, устала, не буду. Подарила свое восприятие мира – полудетское, полуциничное. Научила «держать улыбку», когда хочется плакать, чтобы никто не понял, как тебе плохо. Научила идти вперед, когда кажется, что идти уже некуда и впереди тупик.
Научила быть жестокой, когда оставила ее – в слезах – на платформе в далеком 1992 году. Вика тогда так и не смогла найти работу, полгода жила на пособие по безработице…
Друг познается в беде, гласит народная мудрость. А Ирма свои беды привыкла одолевать одна, и предоставила подруге такую же возможность. Впрочем, подругами они к тому времени уже не были, так вправе ли Вика – осуждать? Разве у нее самой сложилось лучше? Она даже работает не по специальности, а ведь пять лет училась.
А Ирма – зав. редакцией! Сережа «подсадил». Ну и что, зато она – завред! Ирма шла к своей цели любой ценой, даже вот такой, бесчестной. Как же ей было больно отвечать на расспросы… «Когда же вы с Сережей поженитесь?». – Никогда, могла бы ответить Ирма. И смеялась беспечно: «Не хочу!». А ведь могла бы выйти замуж за своего ровесника. Но тогда – прощай, издательство, работа «не бей лежачего», веселая беспроблемная жизнь…
И Ирма родила сына. Позволила себе – после окончания института, когда ей было уже за тридцать. От Сережи, которого, наверное, все-таки любила – за его по-отцовски бережную заботу. Сережа дал ей то, чего она не получила в детстве: родители от неё только требовали, воспитывая без поблажек и уступок, а Сережа – принимал такой как есть, прощая слабости и снисходя к недостаткам. Он любил ее, а Ирме всегда не хватало любви. За что же ее судить? Так ли уж – виновата? «Ну, прощай, подруга. Счастливо!» – попрощалась Вика и захлопнула пенсионное дело. Пора было – уходить.
Выйдя на улицу, она подставила лицо заходящему солнцу и улыбнулась. Сколько воспоминаний в один день, сколько хорошего и светлого хранит ее память… На всю жизнь хватит света! – подумала Вика. А еще подумала, что обзвонит все газеты и журналы – и ее обязательно возьмут на работу, пусть на полставки, пусть внештатным корреспондентом! И о том, что все у нее – впереди.
Эпилог (двадцать лет спустя)
Виолетта Германовна умерла в 1989 году, когда ее внуку Костику исполнилось три года, счастливо не дожив до «веселых» девяностых…
Сына Ирма растила одна. Ее Сережа, Сергей Рудольфович, которому уже стукнуло семьдесят, жил у дочери и мало интересовался сыном. Впрочем, деньги на его содержание посылал регулярно, и Ирма с маленьким Костей ни в чем не нуждались.
Ирма по сей день работает в издательстве «Наука» и пользуется всеобщим уважением. Она сделала себе пластику лица, и в свои пятьдесят три выглядит на тридцать пять.
Костя окончил Московское хореографическое училище, танцевал сольные партии. Во время гастрольной поездки во Францию подписал контракт с «Гранд Опера» и остался в Париже.
Мать Вики умерла, не дожив до 67 лет. Отец до сих пор живет в Ленинграде (теперь уже – Санкт-Петербурге). Вика отвечает на его редкие письма, хотя это не доставляет ей удовольствия. Простить отца она так и не смогла.
Вика живет и работает в Подмосковье. В издательстве «АРТ» вышли две ее книги. Вика пишет о людях, живущих рядом с ней. О любви и ненависти. О дружбе, которая, даже если ее больше нет, остается в сердце навсегда, и свет ее сияет в нас, согревая и высветляя душу.
И хочется верить, что Костя Косов вернется домой, они с Ирмой поедут на кладбище, Костя будет стоять у Сережиной могилы с букетом белых лилий в руках – и смотреть на фотографию отца, красивого даже в свои семьдесят, с такими же, как у Кости, глазами…
Хочется верить.
