Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 37
простой парень. Не умею долго красиво говорить, но хочу, чтобы ты знала. То, что сейчас произошло, для меня очень много значит. Я люблю тебя. Теперь я - твой, а ты - моя. Больше никому тебя не отдам и никуда не отпущу. И, клянусь, сделаю все, чтобы ты никогда не пожалела о своем выборе.Сейчас мы едем ко мне. Завтра ты собираешь все свои вещи и переезжаешь в мою квартиру окончательно. В понедельник мы подаем заявление в ЗАГС.На работу не ходи. Возьмешь больничный. Телефон отключи. Если хочешь позвонить куда-нибудь - звони с моего. Тебе не нужно ни с кем разговаривать и никому ничего объяснять. Я всё решу сам. Теперь ты - моя, и твои проблемы - это мои проблемы. И я не позволю всяким мудакам трепать моей девочке нервы.
Алёна с благодарностью смотрела в серые глаза, светившиеся теплом, её обнимали сильные надёжные руки. Только что Иван произнес те самые слова, которые в своей жизни мечтает услышать каждая женщина. Почему же тогда так хреново?
Всё не так. То, что случилось - противоестественно. Не этот мужчина должен был произнести сокровенное. Не с ним мечтала идти рука об руку по жизни. Он - не Макс. И никогда им не станет.
Внезапно Алёну настигло осознание того, что она натворила. Разрубила, разделила, четвертовала их с Максом будущее. Лишила надежды. На каждом из них остались куски кожи и плоти другого, которые будут гнить, отравляя им существование, и это конец. Пути назад не будет. Она уходила, оставляя за собой бесплодную, выжженную напалмом, сочащуюся ядом пустыню, на которой много лет ничего не сможет вырасти. Ни у неё ни у него.
К горлу подкатил ком, подбородок задрожал, по щекам потекли солёные водопады. Боль вырвалась наружу, как разрушительное цунами из глубин океана, сметая все на своём пути.
Иван крепко-крепко прижимал её к своей каменной груди. Целовал, гладил по голове, вытирал мокрые щеки. И приговаривал.
- Плачь, плачь, девочка. Оставь здесь свою боль и слезы. Все пройдет, все забудется. Я теперь с тобой навсегда. Моя. Никому не отдам. Утром начнется новая жизнь, где все у нас будет хорошо.
И Алёна рыдала в голос, до судорог. По своей неразумной любви, навеки похороненной в хрустальном гробу затерянной темной пещеры. По глупым несбывшимся мечтам и надеждам, которые, как сухие осенние листья ветер в одночасье разметал по свету, превратив в пыль. По предателю - Максу, которого надо бы раз и навсегда вычеркнуть из своей жизни, но это так больно, как будто тысячи отравленных стрел пронзили грудную клетку. Даже если их вынуть, раны не затянутся, а долгие годы будут причинять страдания. Она, как попавшая в капкан волчица, чтобы выжить, вынуждена отгрызть себе лапу. По Ивану, которого послал ей бог или дьявол, девушка ещё не разобралась. Этот мужчина стал её спасением и погибелью одновременно.
Сколько это продолжалось Алёна не помнила. Просто в какой-то момент поняла, что голая сидит на коленях у Ивана, а его поцелуи перестали быть успокаивающими.
Мужчина властно и требовательно овладел ее губами. Прошёлся языком по нёбу, терзал, ждал отклика. Как бы говорил: посмотри, я тут, живой, из плоти и крови, и я хочу тебя.
Девушка подчинилась и ответила. Иван нежно прикусил ей мочку уха и жарко прошептал:- Знаешь, родная, месть может быть сладкой. Первый раз был не в счёт, ты ничего не почувствовала. Доверься мне. Отпусти себя. Расслабься, я покажу, как это бывает по-настоящему.
Он все понимает. Читает тебя, как открытую книгу. Просто даёт понять, что мальчиком на одну ночь быть не намерен, и играть придётся по его правилам. Ну и вляпалась ты, Сергеева.
Горячие ладони заскользили по груди и животу, вырисовывая диковинные узоры, находя такие чувствительные точки о которых Алёна и не подозревала. Он не трогал ниже, дразнил лёгкими прикосновениями, покусываниями, но такого возбуждения она раньше не испытывала. Может быть виноваты были бушующие в крови алкоголь и адреналин, вперемешку с кортизолом, а может, желание отгородиться от враждебного мира, прочувствовать себя нужной и желанной.
Это было иначе, чем с Максом. Ларину не нужно было практически ничего делать, оба вспыхивали от пары поцелуев. А Иван, как музыкант-виртуоз, нажимал на нужные клавиши, и ее тело послушно реагировало на уровне рефлексов. Алёна задыхалась, металась по кровати, выгибалась дугой. Сам он старательно сдерживался. Изучал, касался, пробовал, дожидался отдачи.
Когда решил что можно, Алёна была уже на грани. Иван несколько раз почти довел ее до разрядки, руками, губами, но очень тонко чувствовал и останавливался за секунду до. Своими нежными, но властными прикосновениями он очищал, обнулял, переформатировал. Стирал мешающую жить дальше информацию.
Он обхватил тонкие запястья, завел за голову, прижал, очень медленно вошёл в её горячие глубины и остановился. Властно посмотрел в бездонные темные омуты, которые остались на месте зелёных глаз и прошептал:- Я хочу знать, что ты здесь именно со мной. Назови по имени...скажи, что моя...
И обезумевшая от ласк Алёна послушно простонала:- Твоя... Иван...
- Дааа...Вот так... - он начал медленно двигаться, - А теперь смотри мне в глаза и проси продолжения...
Провалившись в текучую ртуть уверенно-властного взгляда, словно под гипнозом, кусая губы она прохрипела:- Ещё...
Он совершенно точно знал как надо. Взамен требовал одного - тотального подчинения.
- Не слышу... - Движения стали чуть быстрее. Это было невыносимо и, хватая ртом воздух, Алёна выкрикнула:- Да, да, только не останавливайся!
Мужчина зарычал и буквально через несколько толчков они почти одновременно рухнули в бездонную пропасть сокрушительного оргазма. Слизнув с её губ последний стон наслаждения, Иван выдохнул в ухо Алёне:- Забудь его, я лучше.
21. Максим
21. Максим
Максим раздражённо рылся в стопке бумаг на столе. Где же этот проект приказа? Неужели всего за две недели работы накопилось столько макулатуры? Похоже, из государственной медицины пора убирать больных, они мешают заполнять документы.
Алёна сидела напротив, зарывшись в истории болезней. Вооружившись карандашом и стикерами, она делала пометки и исправления.
Вторую неделю Забродина старательно избегала оставаться с Максимом наедине. Если в одном кабинете - то всегда с открытой настежь дверью. Если дежурства - то порознь. Все разговоры - исключительно по работе. Даже глаза старалась не поднимать, словно чего-то опасалась.
Противно затрещал телефон.- Забродина слушает. Да, здесь. Тебя, - Алёна протянула трубку и, задумчиво посасывая карандаш, вновь занялась документами. На темном пластике осталось тепло нежной руки и едва различимый запах черной орхидеи,
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 37
