1
Когда мама и папа впервые встретились, она работала горничной в богатой семье потомственных конезаводчиков Латорре. Отец семейства был женат на русской красавице. Может, это от нее мама узнала, как должна вести себя женщина, с юности гордившаяся своим происхождением; научилась отстраненности, свойственной тем, кто осознает свою принадлежность к привилегированному сословию, смотрит на других сверху вниз, будто взвешивая товары на рынке. Может, от нее же мама переняла чувственную, с покачиванием бедрами, походку. Когда русская синьора отправляла мою маму за покупками на рынок, та обязательно принаряжалась, пудрила лицо, наносила толстый слой помады на пухлые губы.
— Я выглядела как американская актриса, — говорила она с легкой улыбкой, сдобренной ноткой меланхолии. — У меня были блестящие волосы цвета красного дерева, пышные, как парик, и глаза цвета крапивы в обрамлении длинных-предлинных ресниц.
Если бы только мама проучилась еще несколько лет, она умела бы по-настоящему хорошо обращаться со словом. У нее был талант рассказчика, даже если она не всегда правильно употребляла глаголы или то и дело вставляла слова на диалекте. Но ведь мама не виновата, что успела закончить только три класса начальной школы. Ее образование завершилось в 1947 году, когда она все еще носила длинные косы с большими белыми бантами, а лицо ее усеивали веснушки. В семье было трое мальчиков и две девочки, и мама родилась четвертой из пятерых детей. Их дом выходил окнами на площадь дель Феррарезе. Две большие комнаты и крошечная ванная, втиснутая в арку под лестницей. Все они — дети, мать и отец — ночевали в одной спальне, которая по торжественным случаям служила еще и столовой. Женская половина семьи — на кровати, а мужская — на раскладушках, которые днем скрывались под ней. Бабушка Антониетта и мама, обладательницы самых пышных форм в семье, ложились по краям, а в центре укладывалась тетя Корнелия, родившаяся последней, — худенький ребенок, похожий на червячка, с длинными сухими ногами и тонкими руками. По ночам спальня напоминала лазарет, посередине которого воцарялась большая двуспальная кровать, а к стенам жалось несколько скрипучих раскладушек. Лики святых были развешаны по стенам таким образом, чтобы их мокрые от слез глаза могли наблюдать за спящими. Легкая кисея тишины разрывалась тяжелым дыханием, кашлем, отхаркиванием и запахами тел. Все три брата мамы переехали в Венесуэлу еще мальчишками. Было известно, что они открыли мастерскую карбюраторов Casa del carburador[10]. Время от времени они присылали фотографии, которые бабушка Антониетта старалась показать всему нашему кварталу. Поначалу она чувствовала отвращение к черным женщинам, обнимающим ее детей, однако со временем привыкла к их круглым лицам, плоским носам и большим глазам, формой похожим на фундук. Никто из моих дядьев не женился, но они наполнили маленький городок Пуэрто-ла-Крус, в котором жили, своим семенем: улицы кишели детьми, которые носили имена бабушки Антониетты и дедушки Габриэле.
— Это обычаи цивилизованных стран, — менторским тоном произносила бабушка Антониетта, когда змеиный язык какой-нибудь тетушки осмеливался коснуться, пусть и в шутку, вопроса недостаточной нравственности трех ее сыновей. — Люди там не такие отсталые, как мы. Это Америка.
Корнелия, сестра мамы, выросла в изящную девушку, но так и осталась хрупкой, как кукла, с рахитичной грудной клеткой без малейшего намека на грудь. На фоне узких плеч голова ее казалась больше, чем надо, а руки — длиннее. Только большие миндалевидные глаза исправляли положение и вызывали у мужчин противоречивые чувства, от жестокости до нежности. Но самой красивой в семье была она, моя мама.
Продавцы на рынке замирали, чтобы рассмотреть ее получше, вдыхали аромат духов, который она оставляла за собой, и прикладывали руку к сердцу, трепетавшему ради нее. Тереза лишь сдержанно улыбалась, едва приподняв уголки губ. Она мечтала покинуть дом Латорре. Такая красавица не может всю жизнь работать горничной.
Однажды в октябре она надела кремовое платье с широкими бретелями, подчеркивающими тонкую талию, и кружевной вышивкой, привлекающей внимание к роскошной груди. Мама, выглядевшая даже лучше обычного, торопилась забрать одежду от швеи. Она нечасто проходила по площади дель Феррарезе: там жили ее родители и сестра Корнелия, и мама предпочла бы, чтобы Габриэле и Антониетта не видели ее вырядившейся, как богатая синьора. Возможно, Габриэле просто посмеялся бы над дочкой и посоветовал не сходить с ума. Красота красотой, но мама не хотела давать родителям повод для иллюзий. Поэтому прижималась почти вплотную к стене и шла в тени домов, лежащей на тротуаре.
