Ихазель хотела крикнуть и не могла, завороженная этим ужасным взглядом. По золотым браслетам на руках и лодыжках она узнала наместника Авия и в бессильном страхе, соединенном с неодолимым любопытством, разглядывала его. Отвратительный, израненный, впервые в жизни видимый вблизи, шерн несмотря ни на что поразил ее диковинной, устрашающей красотой.
Он был само олицетворение зла и вероломства, устрашающее, но вместе с тем и прекрасное. Он лежал на сломанном крыле. Другое крыло, длинное, черное, блестящее, с сизым отливом, распластано по каменным плитам. Голова приподнята, лоб слабо фосфоресцирует, сверкают две пары ужасных, налитых кровью глаз.
– Спрячь! – прохрипел он на человеческом языке. То была не просьба, а властный приказ.
Ихазель безотчетно сделала шаг к нему.
– Сука, спрячь! Шевелись! – снова отозвался шерн. А она полуобморочными, механическими шажками близилась к нему, не в силах отвести глаз от сверкающего взора. Их разделял теперь всего лишь шаг, как вдруг раненый шерн из последних сил взметнулся и выставил из-под крыльев ужасные белые ладони.
С криком ужаса Ихазель отпрянула, уклоняясь от губительного прикосновения. Сознание вернулось к ней. Она схватила лежавшую рядом рваную первосвященническую мантию и внезапным броском накинула на голову врагу. Больше ничего под рукой не было, и она сорвала с себя одежду, чтобы понадежней опутать ослепленного шерна.
Тем временем толпа воинов во главе с Победоносцем добралась до собора. Ихазель услышала топот на паперти и громкие крики. Не обращая внимания на собственную наготу, бросилась к парапету, перегнулась вниз и закричала:
– Сюда! Сюда!
Что убегающий наместник пойман, договорить не хватило дыхания.
Но по ее голосу внизу поняли: шерн на крыше, – и воины бросились наверх.
– Живьем! Живьем! – кричал бегущий впереди Ерет. – Победоносец приказал брать живьем!
Во мгновение ока Авий исчез под грудой копошащихся тел. Ослабевший от ран, запутавшийся когтями в женском платье, он не мог отбиваться. Но и неподвижный был страшен. Люди знали, что за оружие белые и мягкие ладони шерна, способные по его капризу молниеносным разрядом либо поразить противника насмерть, либо превратить в калеку. Шерна перевернули ничком, чтобы управиться с его руками по отдельности.
Левую, из-под раненого крыла, стянули веревкой быстро, но до правой, оказавшейся под пленником, можно было добраться, только освободив его от пут. После короткого совещания Ерет приказал четырем мужикам поздоровее – усесться сверху, а сам с помощью двух парней принялся заламывать неповрежденное правое крыло, чтобы извлечь ладонь, спрятанную под ним и придавленную грудью.
Шерн, все это время презрительно молчавший, взвизгнул от боли и резко дернулся, разбросав всю насевшую сверху четверку, но распластался, оглушенный могучим ударом дубины по затылку. Так добрались до правой руки и одолели ее.
Ерет пнул лежащего ничком шерна.
– Вставай, гаденыш! – крикнул он.
Авий поднял голову, моргнул налитыми кровью бельмами, но с места не двинулся. И тогда силачи, по трое с каждой стороны натянули веревки, которыми были обмотаны запястья шерна, и, приглядывая, чтобы он не изловчился сомкнуть ладони на ком-нибудь, поволокли на край кровли, откуда была видна площадь, кишащая народом. Ерет приказал продеть шерну под мышки по рогатине и перебросить на них за парапет, чтобы пленник повис перед фронтоном собора.
Внизу узнали наместника и раздался победный вопль. Мальчишки схватились за камни, но пленник висел слишком высоко, издевательств и ругани он будто не слышал, а плевки не доставали. Безмолвный, распятый на фронтоне с бессильно обвисшими крыльями и заведенными назад руками, шерн уставился на толпу четверкой глаз, полных ненависти и презрения.
На кровле появился Победоносец, ведомый неотлучным Элемом.
– Вот он, владыка, вот он! – кричал новый первосвященник, мечась между своим идолом и парапетом.
Марк перегнулся через парапет, увидел шерна и с отвращением отшатнулся – настолько жутким и омерзительным оказалось зрелище.
– Поднимите его сюда! – крикнул Марк.
Неохотно, но не смея ослушаться приказа, добровольные палачи подняли шерна на кровлю и на растянутых веревках подтащили к Победоносцу.
У Элема загорелись глаза.
– Владыка, как прикажешь умертвить? – пустился выспрашивать он, суетясь под ногами у Марка. – Хочешь, зажарим его живьем на вертеле? Или отдадим на съедение рыбам? Ты не знаешь, как это делается? Вспарывают ноги, чтобы кровь текла рыбам на приманку, и оставляют по пояс в воде…
– Пшел вон! – процедил Марк сквозь зубы и огляделся. – Кто его изловил?
Ответом было молчание. Одни оглядывались на других, пришедшие позже указывали на пришедших раньше, и наконец все взоры обратились на девушку, забившуюся в угол парапета.
– Кто его изловил? – повторил Марк.
– Я!
Ихазель вышла вперед, по пояс нагая, как осталась, спутав шерна собственной одеждой; от пояса до полу на ней была глянцевитая, широкая, темно-лиловая юбка. Марк глянул на девушку. И, залившись румянцем от внезапной стыдливости, Ихазель непроизвольным движением перебросила распущенные волосы на грудь, словно прячась под ними.
– Ты? – изумился Марк.
– Это внучка Крохабенны, – зашумели в толпе. – Последняя в роду прежнего первосвященника.
Ихазель замерла над связанным шерном, не сводя глаз с Победоносца и чувствуя, что еще миг и она не выдержит, рухнет на каменные плиты кровли. Кровь отлила от побелевших губ куда-то в грудь, глаза наполнились слезами, слабеющие ноги готовы были подогнуться. Изо всех сил напрягла она волю, чтобы не упасть.
И тут кто-то обнял ее за плечи.
– Это моя невеста, – сказал Ерет, помогая ей устоять. Она отпрянула и с внезапной силой вырвалась из объятий Ерета.
– Неправда! – выкрикнула она. Прижала руки к груди и зачастила, словно ее ложно обвинили в смертном грехе: – Не слушай его, это неправда, это раньше было, а теперь…
И осеклась.
– Что «теперь»? – спросил Марк, не поняв, что происходит.
– А теперь, – договорила она дрожащим и слабеющим голосом, – ты один мне владыка, о Победоносец, прибывший с далекой звезды, да будет имя твое благословенно во веки веков!
Опустилась на колени и прижалась лбом к его стопам, покрыв их рассыпным, сверкающим золотом своих волос.
Тем временем вокруг нарастал ропот и вдруг вихрем взвились неразборчивые крики. Не успев ответить девушке, припавшей к его ногам, Марк вскинул голову и повел вокруг вопрошающим взглядом, не в силах понять, о чем кричат и чего добиваются обступившие их двоих люди.
– Владыка! – объяснил Элем. – Народ требует смерти Ихазели, внучки Крохабенны.
Марк почувствовал, как охваченная страхом девушка всей грудью прильнула к его ногам.
